— Очки, — произнёс он, подслеповато оглядываясь по сторонам.

Наконец очки отыскались. Они лежали под скамейкой. На удивление, они не разбились, не сломались, никто не растоптал их. Теперь мир приобрёл отчётливые очертания: скамейка, липа, цветы на клумбе.

«Может, они утащили её с собой, гады? Надо что-то делать! — от этой мысли холодок побежал по спине, на лбу выступили капли пота. — Нет, я же слышал в конце её голос, кажется, она прощалась со мной. Куда же делись хулиганы?»

Пётр сжал виски ладонями и попытался восстановить картину произошедшего. Последнее, что вспоминалось, так это странный, немигающий взгляд Сони Тумановой и испуг, застывший на лице дрожащего Коляна. Под ногами валялась яркая фенечка с одним круглым, как фасолина, камешком янтаря.

Он позвонил в справку — так, как это делал отец, и старательно, сымитировав свой голос под взрослого, пробасил в трубку:

— Будьте любезны, подскажите телефон или адрес Тумановой Софьи.

Доброжелательный женский голос на другом конце провода вежливо переспросил фамилию, попросил немного подождать, а затем с досадой в голосе сообщил, что людей, носящих фамилию Тумановы, около двух с половиной тысяч в Москве.

— Адрес скажите.

Адреса Пётр Ларин не знал.

— А вы мне без адреса скажите несколько телефонов.

— У нас слишком много Тумановых, молодой человек.

Мальчик положил трубку и подумал, что искать Софью Туманову по телефону бесполезно. Оставался лишь мятый конверт с адресом школы, в которой наверняка училась его новая знакомая.

«И что же делать? — подумал он, глядя на бесполезный телефонный аппарат. — По этому адресу можно написать письмо, но получит она его не раньше первого сентября. Значит, через две недели. Такие встречи случайными не бывают. И вообще, в жизни ничего случайного нет, так говорила мама. Во всём, что происходит, есть скрытый смысл, но не каждому дано разгадать его, постичь тайну».

— Вот и мне не дано, — вслух сказал Пётр. — Ничего, времени ещё хватает, надо подумать.

Мальчик вошёл в свою комнату и остановился перед фотографией мамы. Грустные карие глаза, добрая улыбка, тёмные волнистые волосы, ^гакие же, как у него.

«Ведь ты жива, я это знаю, я в этом уверен. Ну ведь правда, ты жива? Скажи! Кто тебе запретил видеть меня? Я не верю, что больше тебе не нужен, не верю, не верю! Слышишь?» — мысленно обращался он к маме. Мальчику почудилось, что он услышал у себя за спиной очень тихие шаги. Так могла ходить только мама. Она всегда входила к нему в комнату бесшумно, словно влетала на невидимых крыльях.

Пётр прикоснулся горячей ладонью к фотографии и вдруг ощутил тепло, исходящее от снимка.

«Наверное, солнце нагрело. А может быть, и нет. Ты самая красивая, — подумал мальчик. — Мама, милая, добрая, вернись! Ты самая-самая!»

Пётр вздрогнул, заслышав телефонный звонок.

«А если это она, Софья Туманова? — подумал он. — Ведь разговаривала же она с вороной, так почему бы ей не узнать мой номер?»

Мальчик схватил трубку, прижал к уху, глубоко вздохнул и дрогнувшим от волнения голосом крикнул:

— Алло! Слушаю!

— Это я, привет, — отец старался не выдавать волнения в голосе, говорить спокойно, обыденно. Но по каким-то едва уловимым ноткам Петру показалось, что отец волнуется и ему стыдно. — Нас с тобой на выходные Дроздовы пригласили.

— На дачу? — спросил мальчик.

— Да. Павел Леонидович говорит, что и Кристина приедет, так что скучать тебе не придется.

Кристина, считавшая себя продвинутой, не нравилась Ларину.