Раздали карты. Ларин был на сотне, и ему спихнули никому не нужный прикуп. Но он выстроил такую удачную комбинацию, что недобрал всего десять очей. После этого его сразу зауважали.

— Да, очкарик, в штуку ты играешь покруче Толяна, — сказал Дима, когда Ларин в очередной раз сделал блестящую партию.

Обычно третьим был как раз Толян. И Петя спросил, почему он сегодня не играет.

— Он в палате сидит, говорит, что-то плохо ему.

— Да, совсем плохо! — подхватил ещё один картёжник, тот самый Паша, который рассказывал про чёрную руку. — Его аж прям колбасит! Аж трясёт всего.

— Трясёт? Отчего? Недавно ведь всё у него «хоккей» было, — удивился Ларин.

— Кажись, напугал его кто-то, — Паша перешёл на полушёпот. — И мне кажется, что…

— Ай, да ладно тебе! — резко оборвал его Дима. — С ума сошёл, что ли? Рука ему, понимаешь ли, мерещится.

То рука, то безрукий, то ёжики какие-то… Ларину от всех странностей сегодняшнего дня уже было и так тошно, и поэтому он с радостью перевёл разговор на другую тему.

Он знал, что это затишье перед бурей.

Как только прозвенел отбой и палата угомонилась, Петя решил ещё раз поразмыслить обо всём, что случилось сегодня. К счастью, в палате этой ночью не сильно шумели — Толян, как ни странно, вёл себя очень тихо, — и поэтому Ларину никто не мешал.

Событий сегодня было столько, что в них он буквально терялся. Тут даже чтобы вспомнить обо всём, так и то придётся попотеть.

Сначала был… футбол. Вернее, сначала Петю не взяли в команду. Он сидел на лавочке, и ему сон приснился про маму и Михалыча. А потом этот мужик в перчатках подошёл. Михалыч ещё вчера говорил, чтобы Ларин его остерегался.

Потом эти ёжики были. И в конце концов кочегару его всё-таки, похоже, всучили. Значит, что-то вскоре должно измениться. Или Михалыча всё-таки убьют, или… он успеет смотаться.

О том, почему за ним так охотились, Ларин тоже догадывался. Михалыч, он же Крипсл, похоже, был пройдохой ещё тем. И скрывался он в русской глуши, устроившись для прикрытия кочегаром в детский лагерь, совсем неспроста. Сначала он обманул маму Пети, прихватив с собой их денежки, а потом… потом он сбежал и от её врагов — наверно, чтобы с ними не делиться. Хотя… может, дело было и не в деньгах?

«И кое-что ещё» — вспомнились ему слова кочегара.

Что именно? Об этом Петя пока не мог и догадываться. Может, какой-нибудь магический предмет? Может, оружие? Может…

Впрочем, чего уж тут гадать? Ларин знал только то, что лежало оно у него в чемодане под кроватью.

— Эх, добраться бы до чемодана, — подумал Петя.

С этой мыслью он и заснул.

Снился Пете всяческий бред. Безрукий мальчик на своём супервелике гнался за ним по коридорам Фабрики Волшебства. Толян, надев на руки белые перчатки, а на голову — чалму, торговал на рынке какими-то страшными снадобьями, из которых торчали человеческие ногти. Кочегар Михалыч запаковывал свой чемодан и по мобиле вызывал такси-вертолёт.

Чемодан! Чемодан! Чемодан!

Это слово крутилось у него в голове постоянно. Он бредил им, как больной, потерявший сознание.

Потом чемодан вдруг превращался в большущего дохлого ёжика и с диким криком начинал гоняться за кухаркой. Та истошно визжала и пыталась отмахнуться от него метлой. На ней сидела маленькая Элеонора со своими косичками, которая превратилась в летучую мышь. Ну, а её подруга Брензельда, снова захватившая место директора Фабрики Волшебства, одетая в кимоно, скакала на татами, вызывая Спартака Кимовича на поединок.

От таких снов Ларин неоднократно покрывался потом.

Когда Петя проснулся, в голове у него отчётливо звучала фраза: «Ты должен взять то, что лежит на дне чемодана Крипсла, прямо сейчас.