— Так ведь это и вправду смешно получилось, — сказал он, будто оправдываясь. — Над любым бы смеялись.

— Но провалился-то не любой, — возразил Валерка, — а я. С тобой такое хоть раз случалось?

Пётр честно попытался припомнить хоть один похожий случай, но так и не сумел.

— Вот видишь, — сказал Валерка, не дождавшись ответа, и снова горестно вздохнул. Шкода Машка сочувственно пискнула и принялась гладить его по волосам, между делом заплетая их в косичку над ухом. — Выгонят меня, — продолжал Валерка, с тоской разглядывая плававшую у берега корягу, минуту назад бывшую парусником. — Вот засыплюсь на завтраш-нём зачёте, и выгонят.

Пётр открыл рот, собираясь возразить, но тут же его закрыл. Возразить было нечего. Валерка не умел справляться со своей стеснительностью, и было ясно, что на завтрашнем зачёте ему несдобровать: там, где все остальные будут волноваться, он просто умрёт от переживаний. То есть не умрёт, конечно, но впадёт в свой обычный столбняк и ничего не сумеет сделать. Да, на одних только способностях и впрямь далеко не уедешь… И ведь он прав: не так уж важно, что именно мешает тебе справляться с делом. Важно, что ты с ним не справляешься. А раз не справляешься, значит, займись чем-нибудь другим, чем-нибудь, что окажется тебе по плечу…

Пётр закусил губу. Это было несправедливо! Из Валерки мог бы получиться настоящий волшебник, ему просто нужно было преодолеть свою застенчивость. А если он провалится на завтрашнем зачёте, то совсем потеряет веру в себя. Из школы его, конечно, не отчислят. Директор, Илья Данилович Преображенский, ни за что не совершит такого жестокого поступка. Он будет сражаться за Валерку до конца, стараясь ему помочь. Но если Валерка сам не поверит в свои силы, толку от него будет немного. Так он и будет стесняться, прятаться по углам, пока его и впрямь не выгонят за неуспеваемость. И потом застенчивость будет мешать ему всегда и везде, за что бы он ни взялс^. Да и не захочется ему ни за что браться, потому что волшебство, магия — это его настоящее призвание. Это же видно с первого взгляда! Один только кораблик, сделанный из гнилой коряги, чего стоит…

Нужно было срочно что-то придумать.

— Слушай, Валерка, — сказал Пётр, — но нельзя же просто опустить руки!

— Нельзя, — тусклым, безразличным голосом согласился Валерка. — А что можно? Понимаешь, я не могу… Вот мы завтра придём в лабораторию, рассядемся по местам и станем ждать, когда из кабинета директора доставят конверт с заданием. И я буду придумывать себе всякие ужасы и в конце концов запугаю себя до такой степени, что ничего уже не буду соображать.

— А ты возьми себя в руки, — посоветовал Пётр, — успокойся и ничего такого не воображай.

— Пробовал, — вздохнул Валерка. — Не помогает. Ты пойми, я ведь ничего специально не воображаю. Оно само воображается…

— Слушай, а что если на тебя наложить заклятье? — предложил Пётр. — Успокоительное, а? Или хотя бы загипнотизировать…

— Ага, — сказал Валерка. — Ну и чего я под гипнозом наколдую? Тем более под заклятьем…

Пётр шумно почесал в затылке.

— Да, — сказал он смущённо, — действительно… Об этом я как-то не подумал. А может, эта твоя застенчивость и есть заклятье? Может, тебя надо не заколдовывать, а, наоборот, расколдовывать?

Валерка пожал плечами.

— Откуда я знаю? Даже если и так, то такая задачка нам с тобой не по зубам. Да и нет на мне никакого заклятья, это же ясно.