Над прудом разлилась простенькая мелодия из трёх нот. Последняя нота всё ещё дрожала в воздухе, а на месте коряги уже покачивался на мелкой прибрежной волне маленький парусник с медной пушечкой на носу — тот самый, с которым забавлялся Валерка. Шкода на Валеркином плече изумлённо пискнула и восторженно захлопала коричневыми ладошками.
— Ого, — снова сказал Валерка.
— Это была мелодия Повтора, — объяснил Пётр. — Есть много мелодий, на любой случай, просто я ещё не всё подобрал.
— А не страшно подбирать? — спросил Валерка. — Вдруг случайно подберёшь что-нибудь такое…
Пётр вспомнил кое-какие из своих музыкальных упражнений и зябко поёжился. До сих пор никто в школе не знал, откуда в графском парке появился фиолетовый паук размером с овчарку. Это кошмарное животное однажды вбежало во время обеда в столовую, устроило там переполох и улизнуло в окно, унося с собой сладкий пирог с яблочным вареньем. Больше его никто не видел, но некоторые будущие волшебники, не говоря уже о волшебницах, до сих пор побаивались выходить в парк.
— Ну, — уклончиво сказал Пётр, — это ведь всё-таки свисток, а не труба… В общем, ничего особенно страшного с его помощью не высвистишь. Так, игрушка, учебная модель.
Парусник у берега начал медленно таять, исчезать и, наконец, пропал совсем, оставив после себя только старую корягу с отставшей чёрной корой и торчащим кверху сучком.
— Понимаешь, — продолжал Пётр, — ящик директорского стола заговорён от проникновения извне. А если конверт с заданием сам захочет выбраться…
— Оставь эту затею, — сказал Валерка. — Вот увидишь, ничего у тебя не получится. И вообще, это некрасиво. В Дисциплинарном Уложении прямо сказано, что воровство несовместимо со званием волшебника…
— А кто говорит о воровстве? — удивился Пётр. — Мы ведь только посмотрим и сразу же отправим конверт на место. Никто ничего не узнает.
Говоря это, он поёжился. Ему представился завуч школы Егор Васильевич, проводящий традиционный «разбор полётов». Петру стало не по себе: завуч всегда знал о проделках учеников если не всё, то очень многое. Не нужно было долго гадать, чтобы представить, как он отнесётся к тому, что затеял Ларин. Но собственная идея уже захватила Петра целиком, и он мысленно махнул рукой: авось обойдётся! В конце концов, он ведь не для себя старается!
— Всё равно это некрасиво, — сказал Валерка.
— А из школы уходить красиво? — горячо возразил Пётр. — Куда ты пойдёшь? Обратно в свою дикую школу, где тебя будут дразнить жиртрестом и мясокомбинатом?
Валерка вздрогнул и опустил голову. Петру стало стыдно, но ведь он же хотел этому чудаку только добра!
— Решено, — сказал он. — Приготовься, я начинаю.
Он встал с камня, повернулся лицом в сторону кирпичного здания бывшей фабрики и поднёс к губам свисток. Знакомый медный привкус на этот раз показался ему сильнее, чем обычно. Губы почему-то онемели, и Пётр размял их, состроив парочку жутких гримас. Ему стало не по себе. Валерка говорил правду: в том, что он затеял, действительно было что-то не очень красивое. И впрямь, нет худа без добра, но и добра без худа не бывает. Закон реверса!
Он выдул одну дрожащую, вкрадчивую ноту, потом другую, третью… Во рту у него вдруг пересохло, и на четвёртой ноте свисток дал такого петуха, что сидевшая у Валерки на плече шкода Машка испуганно подпрыгнула, едва не свалившись со своего насеста.
— Ничего, — торопливо проговорил Пётр, вытирая губы рукавом рубашки. — Это ничего, я сейчас поправлю…
Он понимал, что поправлять поздно. |