Он решительно встал с кровати, подошёл к окну и взялся за ручку. Вернее, попытался взяться — ручка была словно покрыта льдом, таким скользким, что его даже нельзя было ощутить. Ладонь просто соскальзывала с бронзовой завитушки, сколько Пётр ни пытался за неё ухватиться. Да, с Большим Ключом не поспоришь! То, что заперто Большим Ключом, только им и отопрёшь, а всё остальное не поможет — хоть топором по стеклу бей, бесполезно…

Пётр стукнул кулаком по оконной раме, и кулак скользнул в сторону, наискосок прошёлся по окну, не касаясь его, и опустился на пухлый том Дисциплинарного Уложения. Пётр проследил за ним взглядом и горестно вздохнул, увидев чуть выше своего большого пальца следующие строки:

«Практикующий маг обязан дважды в день, утром и вечером, независимо от обстоятельств чистить зубы».

Пётр подумал, что практикующим магом ему теперь уже, наверное, не стать, а зубы чистить всё равно придётся. Это было обидно.

В эту минуту со стороны ванной послышался шум, как будто с полочки в раковину упала зубная щётка — упала, понятно, вместе с пластиковым стаканчиком, в котором стояла. Пётр вздрогнул от неожиданного звука и замер, прислуппваясь. Шум не повторился, но Пётр был уверен, что ему не послышалось: грохот был такой, словно кто-то нарочно сбил стаканчик со щёткой с полки. Ну пускай не нарочно, а нечаянно, но кто он, этот кто-то?! Ведь в помещение, запертое „Большим Ключом, не проберётся ни одна мышь, не залетит никакая, даже самая лсвкая, муха… Да что муха! Если комнату заперли Большим Ключом, туда не проскочит даже микроб!

Пётр почувствовал, как по спине у него пробежали мурашки. Чистить зубы окончательно расхотелось. Тогда он понял, что просто боится идти в ванную, и жутко разозлился на себя: ему, будущему чародею, не пристало бояться мышей! Вот только мышь ли это?

Он сбросил с плеч одеяло и решительно прошлёпал босыми пятками в ванную. В маленькой прихожей он остановился и зажёг свет, после чего резко распахнул дверь.

В ванной, как и следовало ожидать, никого не оказалось. Висевшее на стене над умывальником зеркало отразило бледную физиономию Петра и его всклокоченные волосы. Отодвинув пластиковую занавеску, он заглянул в ванну. Ванна была пуста и суха, лишь маленький паучок, напуганный светом и шумом, торопливо удирал в тёмную дыру стока. Тогда Пётр отпустил занавеску и заглянул в раковину.

В раковине лежал свалившийся с полки стаканчик, зубная щётка тоже была здесь. Пётр поднял стаканчик, поднёс его к стеклянной полочке и замер: на полочке, как раз там, где до сих пор стоял стаканчик, лежал свёрнутый в трубку и перевязанный грязным кожаным шнурком лист пергамента. Пергамент тоже был грязноватый, захватанный пальцами, мятый и даже надорванный по краям. На шнурке болталось что-то вроде печати — просто бесформенная лепёшка пчелиного воска, на которой кто-то оставил глубоко вдавленный отпечаток большого пальца. Поверх отпечатка были чем-то острым нацарапаны буквы «Н» и «Т». Выглядело всё это так, словно пергамент с силой вылетел прямо из зеркала, сбил с полки стаканчик и задержался на самом краешке. Пётр посмотрел в зеркало, но не увидел там ничего, кроме собственной встревоженной физиономии.

Тогда он осторожно поставил стаканчик на край полки и потянулся за пергаментом, но тут же отдёрнул руку. Всё-таки что-то было не так. Пергаментному свитку просто неоткуда было взяться в запертой Большим Ключом комнате, но сейчас Петра беспокоило не это. Что-то было не так то ли с самим пергаментом, то ли с зеркалом, то ли… В том-то и дело, что он не мог понять, что именно не в порядке!

Чтобы разобраться в этом сложном вопросе, Пётр прибег к испытанному приёму: повернулся к зеркалу боком и посмотрел на него искоса, боковым зрением.