— Я тоже не знаю, — сказал капитан. — Впервые в жизни не знаю, куда мне вести мою «Каракатицу»… Одно я знаю наверняка, Ларин Пётр: никуда не приплывёт тот, кто просто сидит на причале и ждёт неизвестно чего.

— Это совет? — спросил Пётр.

— Понимай как хочешь, — сказал капитан. — Тебе решать, парень.

— Но это дорога в никуда!

— Я не знаю места с таким названием, — откликнулся капитан. — Тот, кто идёт, рано или поздно обязательно куда-то приходит.

— В таком случае мы отплываем, — решительно сказал Пётр, и Свисток у него на плече горестно вздохнул: он не очень-то любил морские путешествия, поскольку в своей прошлой жизни был топливным шлангом грузовика и привык передвигаться по суше.

Капитан подал команду, а потом, подумав, снял с шеи затейливый медный ключ на серебряной цепочке и открыл ларец, который вчера вечером нёс Пётр. Там, в ларце, лежал какой-то парусиновый свёрток. Капитан взял свёрток под мышку, подошёл к грот-мачте, повозился там и начал тянуть какой-то фал, быстро перебирая руками. Реявший на верхушке мачты вымпел дрогнул и стал опускаться, а вместо него к самому клотику взлетел другой — пятнисто-зелёный, похожий на что-то очень знакомое.

Пётр пригляделся и ахнул. У вымпела, который поднял капитан Раймонд, были накладные карманы и два круглых отверстия, похожих на проймы жилета. Да это и был жилет — старый, вылинявший, местами прожжённый насквозь жилет камуфляжной расцветки, на котором чья-то рука старательно и неумело вышила серебром изображение тупоносого бельгийского револьвера.

Закончив подъём флага, капитан отступил на шаг и поднёс к полям шляпы два пальца, отдавая честь. Пётр огляделся. Команда стояла навытяжку. Лица у всех были суровые и решительные, а у бородатого боцмана подозрительно поблёскивали глаза — казалось, он вот-вот заплачет.

Капитан повернулся в сторону торчавшего на шесте над обрывом Всевидящего Ока и погрозил ему кулаком.

— Помнишь знамя Большого Илла?! — крикнул он в ту сторону и обернулся к Петру. — Это знамя твоего дяди, парень. Теперь, когда оно снова развевается на мачте «Каракатицы», отступать нам некуда. Мы объявили войну Королеве-Невидимке, и ей это уже известно.

…К тому времени, как кок трижды ударил в гонг, созывая команду на обед, снежная вершина, венчавшая остров Ремонтный, уже дат но скрылась из вида. «Каракатицу» опять окружала синяя вода, которой не было ни конца, ни края. Корабль словно попал в середину сверкающего стеклянного шара, нижняя половина которого была окрашена в густо-синий цвет, а верхняя — в ярко-голубой. Когда Пётр думал о том, сколько метров, а может быть, и километров воды лежит под дубовым килем «Каракатицы», ему делалось не по себе. Он восхищался отвагой мореходов, всю жизнь бороздивших океан на борту утлой деревянной скорлупки, с которой мог расправиться любой мало-мальски приличный шторм.

Пётр присутствовал при прокладке курса и обратил внимание на то, что капитан Раймонд прочертил маршрут «Каракатицы» таким образом, что тот пролегал вдали от населённых островов. Это было резонно: Властимир Могучий сторонился людей, да и шансов наткнуться на патруль морской гвардии в открытом море было меньше, чем вблизи берегов.

Едва они закончили обед, как вперёдсмотрящий крикнул, что видит какую-то большую птицу. Пётр почему-то решил, что речь идёт о Маргарите, но тут капитан посмотрел на приближавшуюся чёрную точку в подзорную трубу и разразился крепкими морскими проклятьями.

— Это дракон! — ответил он на вопрос Петра о причинах своего плохого настроения. — Ад и дьяволы, юнга! За пару дней знакомства с тобой я нажил больше неприятностей, чем за последние двести лет! В последний раз у меня было столько хлопот, когда мы с твоим дядей пытались выбить железноголовых с Островов.