А когда я закончил, и глянул на Малька, у меня самого глаза округлились, и челюсть на грудь упала. Пацан забился в самый дальний угол, лег на пол и притворился плинтусом. Спасибо, хоть превращаться ни во что не стал.

– Малек, ты как?

– Его дух скоро вернется, нутер.

Таким почтительным шепотом Крант со мной никогда не разговаривал. И выглядел он почему‑то полупрозрачным. Окно сквозь него я точно видел.

– Крант, а ты чего?

– Это очень сильное заклятие, нутер. Я такого никогда не слышал.

– Ну, еще бы…

Но говорить, что такого здесь никто не слышал, я не стал. И рассказывать о бабе Уляне…

Обычно, к такой бабке посылают, когда медицина бессильна. Или когда боятся этой медицины. А бабка пошепчет, на воду подует, и вот уже ребенок не кричит ночами, и бородавки исчезли, и муж от разлучницы вернулся. Про бабу Уляну и не такое говорили. Ну, как она умирающих исцеляла, я не знаю. А вот как кровь остановила, своими собственными увидел. Когда окно во время грозы разбилось, и одной пациентке ногу стеклом порезало. Глубоко. Пал Нилыч часто потом с бабой Уляной говорил. Не только как ее лечащий. Перед самой выпиской бабка в наш кабинет зашла. Спасибо сказать. И нескольким заговорам обучить. Меня. Не Пал Нилыча.

– Старый ты. Тебе уже не надо. А выученику твоему пригодится. Улетит соколик ясный далеко. Скоро улетит, не вернется.

Нилыч согласился. Еще и добавил:

– Вы запоминайте, Алексей, запоминайте.

Всего год прошел и… пригодилось. Вроде как.

А тогда я посмеялся над бабкой. После ее ухода. Глядя ей в глаза, смеяться не хотелось. Спорить тоже. Послушно повторил все, чего она наболтала, поклонился, за науку поблагодарил, до двери довел, а потом… когда бабка ушла…

Пока я возмущался по поводу безграмотных шептух, что пользуются доверчивостью суеверных лохов, Пал Нилыч смотрел в окно. На облака. Старик часто так делал. Перед операцией. Когда я выдохся и решил промочить горло, он вдруг заговорил. А я‑то думал, Нилыч меня и не слышал.

– У этой безграмотной шептухи еще бабка ее бабки занималась врачеванием. И весьма успешно. Слова у заговора дурацкие? Не смысл в словах искать надо, а ритм и настрой. Слова эти шифр, что доступ к силе открывает. И к вере. И к чуду. Пациент идет к бабке за чудом. Когда ничего уже не может помочь. А бабка… она верит, что ее заклинания подействуют. Ведь у матери действовали. И раньше. У матери ее матери. А вместе с верой приходит сила. Так и получается чудо исцеления. Но в институтах этого не преподают. По крайней мере, в мое время не преподавали. А запомнить несколько «дурацких» строк это ведь совсем не сложно. И большую глупость приходилось заучивать. Помните, были стихи:

Комбайна в поле слышу голос

Вырастай могучим колос?

Нет? А эти:

Дождь идет весь месяц май

Щедрым будет урожай.

Тоже не помните? Значит, школьная программа изменилась…

Больше мы о бабе Уляне не говорили. Ни в шутку, ни всерьез. Была больная, стала здоровая. Чем занимается после выписки? А это ее личное дело. У нас своих дел хватает.

А заклинание на здоровье и впрямь звучит по‑дурацки. Если вдумываться в слова. Или вслушиваться…

На море, на окияне, на острове Буяне дуб стоит. На том дубу сундук висит. По морю‑окияну иду, боль‑хворь Алми с собой несу. На остров Буян приду, сундук сниму, боль‑хворь в него положу. Сундук в море утоплю. Сгинь боль‑хворь, пропади, к Алми не приходи!

Ну, и как в такую фигню верить? Только последний лох…

Но Малек почему‑то поверил. И Крант. И хозяин лавки.

Интересно, а заклинание сработает, если читающий, в него не верит. Или для больного это по барабану? Главное, код и доступ к силе?… Как пароль для секретного файла.

Из лавки я уходил в обновке.