Стоунрайт дождался, пока Лобо уберется восвояси за спину Юстэли, и сказал:
– Как и любые леваки из низших сословий, вы, ребята, понимаете только грубую силу. Позвольте заверить вас, что я не стану осквернять мою организацию, вступая в союз с кем‑нибудь из вашего брата, пусть даже и на минуту.
Юстэли – воплощенная улыбчивость – ответил:
– Остается лишь сожалеть о таком решении, мистер Сто…
– Окончательном решении, – прошипел Стоунрайт. – А еще я хотел бы предупредить вас о том, что, покинув этот зал, я намерен немедленно сообщить в соответствующее учреждение о заговоре подрывных элементов, наверняка действующих по указке коммунистов!
Улыбка Юстэли сделалась задумчивой.
– Надеюсь, вы шутите, мистер Стоунрайт, – сказал он.
– Уверяю вас, что я совершенно серьезен, – ответил Стоунрайт.
– Ага… – проговорил Юстэли. – Очень жаль.
Он улыбнулся с горьким смирением, повернулся и добавил:
– Лобо.
– Зажмурься, – шепнул я Анджеле и быстро зажмурился сам, зная, что пацифисту вряд ли стоит созерцать то зрелище, которое вот‑вот должно было разыграться здесь.
Но если глаза можно зажмурить, то уши, увы, достаточно крепко не заткнешь. Я услышал, как кто‑то (вероятно, Стоунрайт) произнес: «У‑в‑в‑ф!», потом донесся топот бегущих ног. Кто‑то промчался мимо меня, задев мое левое плечо. Мгновение спустя где‑то сзади раздалось нечто вроде: «тук». Затем: «кхе‑кх‑кхр‑р». И наконец: «шлеп‑шлеп‑шлеп».
Короткое мгновение звенящей тишины. Потом из противоположного конда зала донесся голос Юстэли:
– Какая жалость, – со слащавой торжественностью произнес он. – Я‑то надеялся, что нам удастся обойтись без этого.
Я открыл глаза и посмотрел на Анджелу. Она таращилась на что‑то, лежавшее у нас за спиной.
– Ты что, не зажмурилась? – шепотом спросил я.
Она громко прочистила горло, взглянула на меня и тоже шепотом ответила:
– Ой, мамочка родная, не‑е‑е‑ет… Тебе надо было посмотреть на это, Джин!
Похоже, она и впрямь была поражена.
Стоявший впереди Юстэли тем временем давал указания:
– Лобо, положи его в прихожей, потом разберемся. Дамы и господа, прошу извинить за беспокойство, но, разумеется, никто из нас не хотел бы, чтобы этот человек отправился к властям. – Он любезно улыбнулся нам и с ударением произнес: – Покойный знал наши имена и названия организаций. Он мог принести немало бед всем присутствующим в этом зале.
Примерно половина аудитории смотрела на Юстэли, остальные изогнулись в креслах и разглядывали что‑то в заднем конце комнаты. Я посмотрел на обращенные в мою сторону лица. Все они выражали одно и то же: любопытство. Произошло событие, напрямую связанное с их родом занятий, и им, естественно, хотелось знать, как устроители собрания справились с делом. Никто, похоже, не удивился, не испугался, не был потрясен и не испытывал чувства отвращения перед лицом случившегося.
Да и с чего, бы? В конце концов, не они были лазутчиками в этом цветнике. Лазутчиком был я.
Бросив взгляд на Анджелу, я увидел, что она склонилась над стенографическим блокнотом и растерянно изучает свои каракули. Вид у нее был вконец убитый, а мысли витали где‑то далеко. Я оглянулся и посмотрел в дальний конец зала, но Лобо уже утащил покойного мистера Стоунрайта с глаз долой.
Юстэли устроил перерыв, давая нам возможность прийти в себя, а потом сказал:
– Следующим в моем списке числится мистер П. Маллиган из отряда «Сыны Ирландии», СИ. Мистер Маллиган, прошу вас.
Мистер Маллиган вскочил, будто попрыгунчик. Это был тощий нескладный суетливый человечек лет пятидесяти, с сединой в волосах, блестящими синими глазками и красным носом картошкой. |