Ведь фокус в том, что если не ожидаешь увидеть кого-то, то и узнать не выйдет.

Стоило только музыке смолкнуть, как ко мне тут же пробились оба иберийца, проигнорировав недовольный взгляд моего кузена. Данко считал себя обязанным следить за безопасностью ученицы своей матери, поэтому готов был, если придется, отбивать сестру-шувани у чужаков.

— Погадаешь, красавица? — весело обратился ко мне Мануэль Де Ла Серта.

Глядел он на меня как на ручную обезьянку. Нечто забавное, но не наделенное умом и волей. Правда, когда меня накрыла тень Данко, джентльмены слегка смутились.

Нельзя было отказать этим двоим. Не просто так пришли — судьба привела. Только что говорили — и вот он, Мануэль Де Ла Серта.

— Они тебя обидели, сестра? — демонстративно спросил сын тети Шанты.

Я покачала головой, успокаивая родича.

— Нэт. Мэ шукар.

— Ну смотри, сестра, — недовольно пробормотал кузен.

Джентльмены переглянулись и рассмеялась.

— Да, не в каждом богатом доме так берегут своих женщин.

Настал очередь смеяться для цыгана.

— Вы бы сами побереглись наших женщин, молодые господа, — чуть успокоившись, отвечал с вызовом Данко. — Сестра моя — шувани. Что не по ней — шепнет, и не дознаетесь, откуда беда пришла.

Разумеется, иберийцы ни на грош не поверили, что перед ними и впрямь ведьма.

— Ну так погадай нам, колдунья, — снова попросил Мануэль. В его глазах я видела праздное любопытство, так свойственное обывателям, когда речь заходила о цыганах.

Я широко улыбнулась и, как и следовало, сказала:

— Позолоти ручку, молодой господин.

А потом добавила:

— Но гляди, не жалуйся. Шувани не обманет, скажет правду, даже если не по нраву.

И мало кому понравится узнать, что он скоро умрет.

— Не пожалуюсь, — заявил молодой человек и вручил мне полкроны, а после стянул перчатку и протянул ладонь.

Я коснулась его руки и почувствовала холод, холод дыхания костлявой. Смертник. Уже на тот свет глядит.

— Беда за тобой по пятам ходит. А погибель в глаза заглядывает, — сказала я чуть дрогнувшим голосом.

Де Ла Серта расхохотались в голос, очевидно, ни на грош не поверив.

— Да ты даже и не глянула на ладонь! — укорил меня Теодоро.

Я прожгла его взглядом.

— Для этого и глядеть не нужно, чтобы понять, какая напасть приключилась с твоим братом.

А вот про брата я зря ляпнула… Но, кажется, на оговорку не обратили внимания.

— Ты лучше скажи, что у меня на сердце, красавица, — не пожелал слушать старший.

Улыбка у меня вышла грустной должно быть. Я вгляделась в линии на его руке.

— Пусто у тебя на сердце. Нет никого. Ни по ком не сохнешь, — сказала я, чувствуя, как что-то теплое расцветает в груди.

Никого не любит. Дар никогда не обманывал меня. Значит… Значит, черноглазый не связан с другой чувством.

Тут же пришлось одернуть себя. Тетя Шанта говорила, не полюбит он меня. Вот и нечего мечтать попусту.

— А меня кто любит?

Я смотрела на его ладонь, не зная, соврать или нет. А потом плюнула на все и сказала как есть:

— Вздыхают многие. Влюблены многие. А любит одна. Сам узнаешь.

Братья переглянулись и захохотали.

— Одна, — весело фыркнул Мануэль.