Муж на пару мгновений сжал мою руку чуть сильней.

— Подозреваю, Кэтрин, родись у нас дочь, опекать ее не потребуется, — уверил Николас. — Ведь она наверняка будет такой же смелой и сильной, как ее мать.

Я тяжело вздохнула.

— Скорее уж, как отец.

Новая схватка скрутила меня, заставила кричать так, что стекла, кажется, зазвенели.

Создатель милосердный, да когда же это все закончится?!

Кажется, через одну вечность дверь открылась, и вошел семейный доктор, убеленный сединами почтенный и ученый человек. Которого я сразу возненавидела до глубины души, ведь он попытался выставить за дверь моего мужа! И мне было глубоко безразлично, что именно так следовало поступить любому нормальному доктору в подобной ситуации. Я не хотела оставаться с происходящим одна.

— Кажется, не все идет хорошо, милорд, — осмотрев меня, сообщил доктор, тихо вздыхая. — Ребенок, похоже, крупноват, если бы вы позволяли мне осматривать леди раньше…

Мне страстно захотелось использовать те бранные слова, которые порой допускали мои «племянники», когда ситуация оборачивалась совершенно неблагоприятно. Я просто не имела душевных сил подпустить к себе другого мужчину, постороннего, пусть он и являлся доктором. Супруг долго недоумевал по поводу моей стыдливости, но после решил все же пойти навстречу прихоти жены, и мы сошлись на том, что меня осматривает время от времени Шанта. Она была женщиной, что несколько примиряло меня со всей ситуацией, к тому же колдовская сила цыганки давала больше оснований для моей уверенности, чем диплом и многолетняя практика.

Лишь рожать муж уговорил меня в присутствии доктора. Слишком много слухов могло пойти, если бы вместо почтенного ученого человека в день рождения наследника в особняк явилась цыганка или же никто не явился.

— Я Шанту хочу видеть, — почти плакала я, спустя то ли пару часов, то ли вечность.

Разрешиться от бремени не удавалось, боль не отступала, и я уже мысленно придумывала эпитафию получше. Главное, успеть бы ее озвучить.

— Она скоро будет, — тихо уверил меня супруг, протирая лоб прохладной тряпицей.

Все это время лорд Дарроу сохранял удивительное присутствие духа и невозмутимость. Раньше бы я посчитала это редкостной бесчувственностью, теперь же спокойствие казалось мне тем, что не давало скатиться окончательно в пучину страха.

— Ну же, Кэтрин. Шанта скоро приедет. Тебе просто нужно не беспокоиться и дышать.

Доктор глядел на меня с такой беспомощностью, что не беспокоиться оказалось чрезвычайно трудно. Со мной явно что-то не так… Вероятно, действительно умираю…

Хотелось расплакаться, горько, как испуганному ребенку, но не может же леди Дарроу настолько уронить свое достоинство? Приходилось держаться из последних сил и цепляться за слова мужа, что все будет хорошо.

Когда слезы уже готовы были потечь в три ручья, в спальню ворвалась цыганка. Как всегда в своем ярком тряпье, прекрасная, как райская птица. По крайней мере, именно такой я видела ее. Явись в тот момент ангел Создателя нашего, и он бы вряд ли показался мне прекрасней уличной бродяжки в цветастых тряпках.

— Ну, красавица, тяжко? — с привычным весельем поинтересовалась шувани, шикнув на пожилого джентльмена.

Тот косился на нее с великим подозрением и сжимал в кулаке свои часы так крепко, словно боялся, что Шанта может вырвать их и кинуться наутек. Как бы сильно мне ни было больно, не улыбнуться не смогла: красавица из табора воровством никогда не промышляла. Ей и так приносили все, что ей требовалось. Сами. По одному только слову.

— Тяжко, — отозвалась я, кривясь от боли.