|
Ее белая кожа приобрела под южным солнцем золотистый оттенок, а русые пряди над высоким лбом выгорели до рыжины.
Возможно, для уроженца Арелата этого было достаточно, чтобы признать Астин настоящей искрой полярного огня, неведомым ветром занесенной на апельсиновые равнины Орнея. Однако Арвен, родившийся далеко на севере, хорошо знал Разницу между лживыми тонкогубыми женщинами Похьюлы, Дьявольски прекрасными валькириями Асгарта и молчаливыми, чистыми, как горный снег, гренландками, никогда не целовавшими чужеземцев. Он видел, что весь облик Астин дышит той удивительной нежностью, которая паче всякой красоты пленяет в дочерях Фомариона. За ее мягкостью не всякий способен был заметить скрытую непреклонность и умение выстоять в невзгодах.
Привези мне женщину из Фомариона,
Чтоб пряла для меня и пела,
А когда я паду в битве,
Навсегда обрезала косы.
Чтоб нашла меня, если сгину,
Обогрела детей в стужу,
Накормила стариков в голод.
Привези, я дорого дал бы! –
вспомнил король старую норлунгскую песню.
Теперь он понимал, за что так яростно сражался Вальдред. Будь Арвен на месте графа, он лучше зарезал бы ее, чем отдал другому.
Сегодня у входа в шатер Астин вовсе не обнаруживала вчерашней испепеляющей ненависти к нему. Что ж, он выполнил свою часть договора, она выполняла свою. Но и только. На лице принцессы было написано откровенное удивление, словно девушка постоянно задавала себе вопрос: «И как это меня угораздило?» Астин видела перед собой норлунга, громадного, как медведь, с грубым лицом, обезображенным шрамами, копной темных спутанных волос и дешевой медной серьгой в ухе.
Утром король специально задержался перед зеркалом, чтобы расчесать пятерней свои великолепные густые пряди, которые всегда приводили его любовниц в восторг. Вчера Львиный Зев был задет, когда Астин назвала их «грязной гривой».
– Послушай, Палантид, – обратился он к дремавшему в седле капитану. – Как часто ты моешь голову?
Рыцарь резко качнулся вперед от неожиданности.
– Как все, – удивленно ответил он. – Раз в неделю. А что?
– Раз в неделю? – удивленно переспросил Арвен.
– Ну да, когда моюсь.
– Ты моешься раз в неделю? – Арвен привстал на стременах и внимательно посмотрел на друга.
– А что случилось? – забеспокоился тот. – Моя дорогая сестренка сообщила тебе, что от тебя несет, как от дикого зверя?
– Ну наконец‑то при дворе появился человек, способный говорить королю правду в лицо, – раздался с другой стороны насмешливый голос герцога Акситании. – Не горюй, перед свадьбой мы тебя отмоем.
– Почему бы вам не сообщить мне об этом раньше? – Арвен с гневом повернулся к ним.
– Мы же не собирались с тобой на брачное ложе, – парировал Раймон. – В конце концов, у тебя есть Зейнаб и… другие женщины. Может, им так нравится?
– Отстаньте! – Арвен дал коню шпоры, и жеребец скакнул вперед.
– Палантид, мы стоим на пороге великих перемен, – Раймон все еще усмехался, но его взгляд стал цепким и холодным. – Кажется, твоей сестре удалось не на шутку поцарапать самолюбие короля.
– Боюсь, что это не к добру. Для нее, во всяком случае, – тревожно вздохнул капитан.
Арвен промчался мимо двух полков лучников, но потом придержал коня. Ветер обдувал его разгоряченное лицо, в голову лезли злые обидные мысли. Поехав шагом, король постепенно успокоился. В конце концов, что произошло? Ему надерзила строптивая девчонка, которой в детстве не хватало ремня, а в юности тяжелой мужской руки? Арвен знал, как поступают в подобных случаях. И все же его не оставляло тревожное чувство: казалось, он вступил на шаткий весенний лед, предательски ускользающий из‑под ног. |