– Ты мне брось про план баки забивать, – спокойно сказал участковый, и в перебранке мне слышалось что‑то домашнее. – Ты про пятерку из заработка жалкуешь. А Нинку свою, а Сережку не жалко? Про тебя уж, дуролома, я и не говорю…

– Ладно, ты, Василий Иванович, меня не жалей…

– Ну да, правильно! Кабы ты во время войны не титьку мамкину тянул, а с мое в траншеях посидел, ты бы знал – такая чушка танк раскалывает, как орех. Не то что твой железный костыль с мотором…

– А чего он сделал? – спросила участкового Рита.

– Чего‑чего! Увидал снаряд, поддел его ковшом по‑тихому и сюда отвез, за кусты бросил. Хорошо, жильцы увидели, мне сообщили. У‑у, черт лохматый!..

– Да бросьте вы, Василий Иваныч, – слабо отругивался экскаваторщик. – Все одно вам бы сказал… Опосля смены…

– Короче, вопрос ясен, – подвел я итоги. – Обеспечить охрану места, саперы уже вызваны, прибудут минут через сорок…

– А с ним как? – кивнул участковый на парня.

– По всей строгости закона! – сурово отрезал я, и мы пошли к машине.

Рита, пробираясь за мной по ухабам стройки, озабоченно спросила:

– А что ему полагается… по всей строгости?

– Товарищеский суд, – засмеялся я. – Надо будет сказать, чтобы начальник отделения представление написал: пусть им хоть учебный фильм покажут, чем такая лихость кончается…

Прыгнул в свой отсек Юнгар, нагулявшийся на свежем песке, захлопнул за собой дверь Юра Одинцов. Чинно уселся Халецкий, нырнул на место Скуратов, толчком – с земли на высокое сиденье – бросил себя за руль Задирака, и сразу же басовито, коротко рявкнул мотор.

А я взял Риту за руку:

– Он ведь очень старый…

– Кто? – удивилась Рита.

– Снаряд! Мы еще не родились, когда он упал… Еще был жив мой отец, он только‑только должен был получить десять дней отпуска – чтобы родился я. А снаряд уже упал… Лежал здесь столько лет, весь изоржавел, почти сгнил, но вся его злая сила была в нем. И все годы ждал…

– Слава Богу, не убил никого!

– Ну да… – Было немного обидно, что Рита не понимает меня. – Помнишь, мы с тобой говорили о моей работе?

– Да, но ведь…

– Нет, нет, ничего. – Открыл дверцу, подсадил ее в машину и сказал, будто оправдывался: – Я просто подумал, что ненаказанное зло – оно как такой снаряд…

Плавно раскачивая на выбоинах и ухабах свою двухосную колесницу, погнал наш гиксос сотню железных лошадей. Сталь характера – разрубает кирпич ладонью…

Скуратов протянул Рите горящую зажигалку и вежливо осведомился:

– Доктор, вы давно знаете Тихонова?

– Считайте, что со школы. С десятого класса.

– Он и тогда любил под всякий пустяк подводить глубокие теории?

Рита усмехнулась:

– Не больше двух‑трех в день…

Да, это было так. Рита сказала правду: меня и тогда занимала масса проблем, по‑видимому совершенно пустяковых, но казавшихся мне тогда невероятно важными. Жаль только, что Рита сейчас стала говорить об этом со Скуратовым.

Я даже прикусил губу от досады и сказал ему:

– Все‑таки мне больше повезло в жизни, чем тебе…

– Позвольте полюбопытствовать?… – открыто засмеялся Скуратов.