Стоит подумать об этом хаосе, и почти невольно возникает мысль, что судьба мстит таким образом тем, кто считал, что знает всю правду. Большая заслуга «научного» социализма в том, что он дал социальной науке новый метод исследования: метод же Маркса послужил ему философским камнем. Такое ощущение, что этот камень был ничем не лучше других.

Карл Маркс, великий утопист научного социализма, подарил миру новое мессианство, мессианство пролетариата. Сегодня его судит сама жизнь. Экономическому мессианству она дает явное опровержение. И разоблачает нравственное мессианство. Ибо многие марксисты считали, что рабочий класс — «прибежище всякой цивилизации, всякого ума, всякой добродетели». Менее всего это относится к самому отцу-основателю, этот проповедник социализма не очень жаловал человеческую породу. Но лучшие из нынешних большевиков — и прежде всего из немецких спартаковцев и французских и итальянских экстремистов— проникнуты пролетарским нравственным мессианством в гораздо большей степени, чем пролетарским социологическим мессианством. Жизнь мало-помалу мстит им за себя. Она показывает, что пролетариат, с точки зрения интеллектуального развития, несравненно ниже буржуазии. С точки зрения нравственной, он ее стоит (это еще мягко сказано), ни в чем значительно не превосходя. В большей степени занятый трудом, менее эгоистичный, оттого что обездоленный, более смелый, чем буржуазия, он обладает и большими нравственными недостатками, проистекающими из очень низкого уровня интеллектуального развития. В этих условиях можно с большой долей вероятности сказать, что пролетарское мессианство принесет западным марксистам те же жестокие разочарования, которые он уже принес самым искренним и самым умным из русских марксистов. Нет, первые нравственные и интеллектуальные плоды социалистического строя еще далеки от воплощения. У нас сегодня есть печальное право быть большими пессимистами, чем был Фридрих Шиллер в 1793 году.

Глава II ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОЙ РЕВОЛЮЦИИ: МИХАИЛ БАКУНИН

Известно, что Михаил Бакунин стал прототипом Рудина в романе Тургенева, лично хорошо знакомого с ним; Рудин— человек безвольный, бесполезный, краснобай, неспособный на какое-либо серьезное действие. Это чрезвычайно любопытный факт, если подумать, что Бакунин до Ленина был единственным русским, сыгравшим большую роль в революционной истории Европы, и что следы его мыслей и поступков и сегодня еще, почти полвека после его смерти, можно отыскать там.

Бакунин не был ни философом, ни теоретиком, хотя ему порой и были свойственны озарения и он обладал большой культурой. У него неоспоримо был писательский дар, но писал он мало, в спешке, помимо воли (как сам неоднократно признавался). Писания его, всегда очень живые, интересные, несмотря на недостатки и на большую наивность, часто сквозящую в них, полны всякого рода отступлениями; большинство же вообще не завершены; иные опубликованы только посмертно. Он почти всегда менял первоначальный план в процессе работы над своими брошюрами, и потому в них трудно сориентироваться. Так, в его большом политическом труде «Кнуто-германская империя и социальная революция» вопрос о Боге поднимается самым неожиданным образом — думаю, даже и для самого автора — и принимает такие размеры, что Карло Каффиеро и Элизе Реклю, публикуя в 1882 году, спустя шесть лет после смерти Бакунина, большую часть этой рукописи, озаглавили ее: «Бог и Государство».