|
Поэтому и решила остаться в Париже с Робертом, и даже лорд Стрэтмор не знает моего настоящего имени. Марго Эштон умерла, и я не хочу тревожить ее праха. – Марго Эштон не умерла. Она превратилась в чудесную женщину. Сильную, добрую, способную сострадать. – Голос Рейфа звучал мягко, даже нежно. – Ты сделала в своей жизни больше добра, чем десяток обычных людей, вместе взятых. К тебе шли за советом, за помощью и получали то, что искали. Не стану отрицать, я чувствую огромную вину за то, что сделал, но не поэтому предлагаю тебе руку и сердце. – Не надо, Рейф, – тихо сказала она, поднимая лицо. Словно и не было последней ее реплики, Рейф, присаживаясь рядом с ней на бордюр, продолжал: – В двадцать два года я любил тебя так, как только может любить очень зрелый человек. Временами даже боялся, что люблю тебя сильнее, чем гордость, чем честь, боялся твоей надо мной власти. Сорвав несколько травинок, Рейф машинально растер их между пальцами. – Когда я потерял тебя, у меня остались только честь и гордость, и я стал их заложником. Во мне нет ничего особенно хорошего. Если я всегда был вежлив, то только потому, что внутри был груб. Когда соблазнял кого то, то поступал так потому, что этого требовала гордость. Все мои поступки диктовались только желанием заполнить пустоту, забыть о бесполезности своего существования. Рейф повернулся к Марго, цепко удерживая ее взгляд. – Ты – вот что придает моей жизни смысл. Ты, Марго. Он обнажал перед ней свою душу, а она как по волшебству становилась очень ранимой. Чувствуя себя все более испуганной, Марго отвела взгляд, чтобы Рейф не заметил ее малодушия. – Я не смогу наполнить твою жизнь смыслом. – У тебя нет выбора. Он скрутил травинку и надел ей на палец. – Так будет и если мы поженимся, и если больше никогда не увидим друг друга. С каждой его фразой защита ее становилась все уязвимее. Воспоминания о происшедшем в Гаскони, страх, боль, нынешнее волнение – все слилось в единый клубок. Не в силах больше выдержать, Марго закричала: – Я больше не смогу начать сначала, Рейф! Мне страшно потерять тебя вновь! Угроза Варенна вышибить мне мозги – детская шалость в сравнении с этим страхом! Сухие травинки хрустнули, зажатые между его пальцами. Рейф заговорил не сразу. – Моя жизнь по сравнению с твоей может показаться легкой. Но кое что о страхе знаю и я. Последние двенадцать лет я ходил по самому краю, но не боялся за свою жизнь, потеряв тебя. Я жил как бы вне этого мира, наблюдая за собой со стороны. Всегда старался не сходиться ни с кем слишком близко, в особенности с женщиной, которую мог бы полюбить. – Тогда ты должен понять, что я чувствую. Рейф, прошу тебя, отступись. Мегги задыхалась, хватая воздух мелкими болезненными глотками. Она понимала, что не должна больше его слушать. И в то же время не могла заставить себя уйти. – Но я убедился, что дело это безнадежное, – непреклонно продолжал Рейф. – Да, моя любовь к тебе пугает меня, мучает, но я знаю, что должен рискнуть, потому что самая сильная боль все равно лучше холода и пустоты этих двенадцати лет. Помнишь, после той погони на площади дю Каррусель ты сказала мне, что только одна вещь сильнее страха – страсть. Ты ошибалась. Рейф бережно, едва коснувшись, убрал со щеки белокурую прядь. – Не страсть сильнее страха, а любовь. Я люблю тебя и думаю, что и ты хотя бы немного любишь меня, иначе никогда бы не стала делить со мной постель. Любовь существует, так дай любви залечить раны прошлого. Сердце ее истосковалось по тому, что он предлагал ей. И все же она не хотела принять его предложения. С тех пор как Рейф появился в Париже, один сильнейший удар следовал за другим, барьеры, охранявшие ее душу, вот вот готовы рухнуть. Как можно жить с кровоточащей раной вместо сердца? Страх, страх рвал его на куски, сметая всякую надежду на выздоровление. |
