– Когда мое племя изгнало меня, я пришла сюда, – еле слышно зашептала она в самое ухо Хвостолому: – Я тоже была пленницей, как и ты. Грозовое племя никогда не обижало меня, и постепенно я сумела заслужить их доверие и даже стала целительницей. У тебя тоже была возможность заслужить доверие тех, кто тебя приютил. И что ты сделал? Кто теперь тебе поверит?!

– Неужели ты думаешь, что меня это заботит?! Мне плевать! – презрительно фыркнул Хвостолом.

Щербатая еще ниже склонилась над ним, глаза ее сверкали.

– Я знаю, что тебе ни до кого нет дела, Хвостолом. Тебе плевать на свое племя, на честь, на собственную родню.

– У меня нет родни! – процедил Хвостолом. – Ошибаешься. Твоя родня гораздо ближе, чем ты думаешь… Я твоя мать, Хвостолом. Слепой воин издал какой то странный хриплый звук, словно пытался рассмеяться.

– Пауки сплели паутину в твоей пустой башке, старая дура! У целителей не бывает детей!

– Именно поэтому мне пришлось отказаться от тебя, – продолжала Щербатая, и в каждом ее слове – слышалась долго скрываемая горечь. – Но я никогда не переставала любить тебя… никогда. Как я гордилась тобой, когда ты был молодым воином! – голос ее сорвался, превратившись в короткое рычание. – А потом ты убил Клок Кометы. Он был твоим отцом. Ты погубил котят нашего племени, и позор пал на мою голову. Если бы тебя не остановили, ты бы полностью уничтожил свое племя… Пришло время положить конец твоим преступлениям.

– Конец? Что ты хочешь этим сказать, старуха… – Хвостолом попытался подняться, но лапы его подкосились и он тяжело завалился на бок. Послышался тонкий жалобный вой, от которого у Огнегрива кровь застыла в жилах. – Что ты наделала? Я не могу… я не чувствую лап… Я не могу вздохнуть…

– Я дала тебе смерть ягоды, – Щербатая склонилась над ним, глаза ее превратились в узкие щелки. – Это твоя последняя жизнь, Хвостолом. В таких вещах целители не ошибаются. Больше ты не сможешь никому причинить зла.

Хвостолом разинул пасть и издал жуткий, полный ужаса крик. Запоздалое сожаление почудилось Огнегриву в этом предсмертном вопле, но слепой деспот так и не сумел облечь свои чувства в слова. Судорога сотрясала его тело, лапы беспомощно скребли землю, грудь мучительно вздымалась, словно умирающему приходилось бороться за каждый глоток воздуха.

Не в силах вынести этого зрелища, Огнегрив попятился назад и замер у начала туннеля. Там он и стоял, весь дрожа, пока не смолкли последние звуки агонии. Подождав еще немного, он вспомнил о просьбе Пепелюшки и заставил себя вернуться. На этот раз он постарался как можно громче шуметь папоротниками, чтобы Щербатая издалека заметила его приближение.

В центре крошечной полянки неподвижно лежал Хвостолом. Старая целительница склонилась над сыном, зарывшись носом в шерсть на его боку. Услышав шаги Огнегрива, он подняла голову. В глазах ее застыла боль, она словно постарела на глазах и выглядела совсем дряхлой. Но теперь Огнегрив точно знал, какая огромная сила живет в этом немощном теле, и не сомневался в том, что целительница сумеет справиться с горем.

– Я сделала все, что могла, но он умер, – хрипло сообщила Щербатая.

Огнегрив промолчал. Он знал, что никогда никому не расскажет о том, что видел и слышал.

– Щербатая, – сказал он, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно, – Пепелюшка послала меня к тебе. Она не знает, что делать с расцарапанным языком.

Старуха тяжело поднялась, лапы не слушались ее, словно цепенящее действие смерть ягод подействовало и на саму целительницу.

– Скажи ей, что я уже иду, – прохрипела она. – Мне нужно взять кое какие травы.

Пошатываясь, она медленно двинулась к своей пещере, ни разу не обернувшись на безжизненное тело Хвостолома.