– А что ты имеешь против домашних котиков? – ощетинился Белыш, заступая ему дорогу. Огнегрив собрался подняться и вмешаться в назревающую драку, но огромный Буран решительно встал между Частоколом и юным учеником.

– Довольно! – рыкнул он. – До восхода луны Синяя Звезда назовет нам имя нового глашатая.

Огнегрив немного расслабился, когда увидел, что Белыш присоединился к другим ученикам. Малышу простительно не понимать всей серьезности происходящего! Зато старые воины, хорошо знавшие Когтя, грустно поглядывали друг на друга, как будто сегодня рухнул весь мир.

– Ну что ж, Огнегрив, – сказал Крутобок, когда Огнегрив подошел к нему и Пепелюшке. – Ты сам то хочешь стать глашатаем?

Глаза друга были полны боли, изо рта у него по прежнему текла кровь, но впервые со дня смерти Серебрянки он выглядел немного ожившим, как будто кровавая битва и изгнание Когтя на какое то время заставили его очнуться от своего горя.

Совершенно неожиданно для себя самого Огнегрив почувствовал прилив гордости и приосанился, расправляя плечи. Глашатай Грозового племени! Но в следующий миг его радость потускнела. Он ясно представил себе, какие огромные усилия придется приложить, чтобы вновь спаять воедино разобщенных последними событиями котов и превратить их в единое племя.

– Нет! – честно ответил он Крутобоку. – Кроме того, Синяя Звезда никогда не выберет меня. – Он встал и потряс головой, пытаясь отогнать вздорные мысли. – Как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Раны тяжелые?

– Все будет отлично! – ответила за Крутобока Пепелюшка. – Но у него сильно расцарапан язык и я никак не могу остановить кровотечение. Я даже не знаю, что делают в таких случаях! Огнегрив, ты не мог бы позвать Шербатую?

– Конечно!

В последний раз он видел старую целительницу, когда она волочила Хвостолома в свою пещеру. С тех пор она не появлялась и даже не присутствовала при разоблачении Когтя. Огнегрив шагнул в папоротники. Продираясь через мягкие зеленые листья, он издалека услышал голос Щербатой. Что то необычное послышалось ему в этом голосе, какая то незнакомая прежде вкрадчивость, заставившая Огнегрива остановиться и замереть, прислушиваясь.

– Лежи тихо, Хвостолом. Ты потерял жизнь, – бормотала Щербатая. – Теперь ты скоро поправишься.

– Что ты несешь? – фыркнул Хвостолом, но от потери крови голос его прозвучал совсем слабо. – Если я потерял еще одну жизнь, почему мои раны не перестали болеть?!

– Звездное племя излечило только смертельную рану, – заворковала Щербатая с той же жутковатой ласковостью, от которой у Огнегрива холодок пробежал между лопаток. – Остальные нуждаются в умелых лапах целительницы.

– Так чего же ты ждешь, старая чумная крыса! – зашипел Хвостолом. – Шевелись! Дай мне что нибудь, чтобы облегчить эту боль!

– Как скажешь! – голос Щербатой неожиданно превратился в лед, и Огнегрив, сам не зная почему, содрогнулся от страха. – Вот, съешь эти ягоды, и боль навсегда покинет тебя.

Огнегрив высунул шею из папоротников и увидел, как Щербатая сунула куда то лапу и выкатила на землю перед раненым три ярко красные ягодки. Взяв слепца за лапу, она помогла ему дотронуться до лекарства. И вдруг Огнегрив с отчетливой ясностью вспомнил холодный день в разгар Голых Деревьев. Он вновь увидел Облачко, стоящего перед голым кустом, усыпанным ярко красными ягодами, и услышал голос Пепелюшки: «Эти ягоды настолько ядовиты, что их называют смерть ягодами. Одной ягодки достаточно, чтобы убить тебя!» Он хотел крикнуть, но слепой уже отправил в рот все три ягоды и принялся жевать.

Щербатая, не отрываясь, смотрела на него, и лицо ее казалось каменным.

– Когда мое племя изгнало меня, я пришла сюда, – еле слышно зашептала она в самое ухо Хвостолому: – Я тоже была пленницей, как и ты.