– Аня, это я, Саша. Я здесь.

Агнешка охнула и кинулась на голос, наткнулась на высокую фигуру, вцепилась в лейтенанта дрожащими пальцами:

– Наконец-то! Я боялась, что вы не придете! Нам нужна ваша помощь! Я знаю, что это опасно, но это невыносимо. Они избили Якоба Аароновича, увели его жену на допрос. Его надо спрятать, срочно! Или немцы отправят его в лагерь для евреев и там сожгут в печи. Я тоже не могу больше находиться в поселке. Я принесла листовку. Это невозможно! Там написан кошмар! Я не могу больше так жить, я уйду с вами! Я готова!

Саша приобнял дрожащие плечи, чтобы успокоить женщину, прошептал почти в ухо:

– Осторожно, пожалуйста. Я знаю, что вы очень напуганы, но прошу – говорите тише. Страх – плохой помощник, Анюта.

Она всхлипнула раз, другой и кое-как сдержала слезы. Она потянула Канунникова к дереву, к шевелящейся горе из одежды, и начала торопливо объяснять:

– Это мой помощник, провизор, Якоб Ааронович. Они с женой всю жизнь проработали в нашей аптеке, они мне как дедушка с бабушкой. Сегодня головорезы из гестапо ворвались в аптеку и арестовали Руфь Давидовну, Якоб пытался ее защитить, его ударили прикладом. Я едва успела затолкать его в подсобку, спрятала в шкафу для инструментов. Они, наверное, торопились – ушли сразу же. Слышала, что провизор им еще нужен – лечить этих… фашистов! – Агнешка частила, с трудом сдерживая слезы. – Руфь Давидовну гестаповцы забрали, увезли вместе с остальными евреями. Соседи говорят, что евреев сжигают в концентрационном лагере в печи или убивают газом в камере. Понятно, что Якоб Ааронович ненадолго останется на свободе – его тоже заберут. Поэтому мы приехали на вечернем поезде сюда. Умоляю, помогите, заберите Якоба с собой! Хоть какая-то надежда на спасение, в лагере ему точно не выжить, ему уже больше семидесяти лет.

Ворох тряпья зашевелился, и оттуда прозвучал глухой комментарий:

– Таки семьдесят четыре, Аннушка. Точность всегда полезна.

Пани Агнешка бросилась к старику.

– Тише, дядя Якоб, берегите силы, вам лучше не разговаривать, пока не заживут швы на губе. – Она повернулась к Канунникову. – Ну так что, вы сможете позаботиться о нем? Я принесла всю еду, что смогла дотащить сюда. Теплую одежду. Я сама готова идти с вами, переоделась, чтобы не привлекать внимание.

Только сейчас Александр заметил, что невысокая и округлая Анна одета в длинную мужскую одежду, которая нелепо сидела на ее женственной широкобедрой фигуре. Кудрявые волосы женщина убрала под большой картуз, но тот уже съехал на затылок, и светлые локоны торчали пушистым облаком вокруг миловидного личика. Он совсем растерялся от ее просьбы, не зная, как сказать, что пришел не один и в лесу вместе с ним скрывается еще несколько человек.

– Нет, вы должны остаться в городе. Немцы не тронут вас, а нам нужен связной, – вдруг раздался ровный голос за спиной Анны.

От неожиданности все разом вздрогнули, Саша обернулся – ну, конечно, Елизавета шла за ним следом, а не ждала в кустах. Тут же Анна, которая не догадывалась, кто это, бросилась к старику, подхватила с земли булыжник и замерла, приготовившись к схватке.

Нисколько не смущаясь общего удивления, спутница Саши продолжила:

– Не пугайтесь, я Елизавета. Я русская. Мы с семьей прячемся от немцев в лесу, мы сбежали, как и Якоб, от плена и смерти в концлагере. Вчера Саша набрел на нас. Он нам рассказал, как вы его спасли, как вы рисковали. Поэтому я тоже пришла просить вас нам помочь. У нас нет ничего: ни оружия, ни одежды, ни еды. Ни-че-го, – выразительно повторила она. – Нам нужна помощь, потому что мы будем бороться с фашистами. Жить в лесу, устраивать диверсии, вести подпольную борьбу.