Но то шутка была, а затем сказал он уже серьёзно:

— Спасибо, Веся.

Кивнула я, благодарность принимая, отпустила водяного, отошла от него на шаг, мельком глянула на аспида, тот отчего-то такой злой был, что казалось воздух вокруг него потемнел и клубится тьмой, потом на Лешиньку посмотрела — тот не добрее выглядел, ну и, раз терять мне было уже нечего, я всем троим и призналась совершенно честно:

— Я — дура.

И выражения лиц у моих нелюдей такое стало… человеческое. Вполне себе человеческое. Только смотрели на меня так, словно я клюкой пришибленная, а то и бревном цельным. Да и что тут сказать-то, правда дура, набитая да полнейшая.

Протянула руку — клюка Гиблого яра ко мне тут же и припрыгала, да едва ладонью сжала, отозвалась теплом и холодом. Теплом — потому что теперь в ней была жизнь, а холодом — потому что в ней всё ещё оставалась смерть.

Ну и вот так вот, с клюкой в руке, притянула к себе ближайший прутик из лесного падня, ногой песок речной притоптала, да и начала рисовать, а то так на словах как объяснить вообще не знала.

— Ведунья Гиблого яра попала в ловушку, — я круг нарисовала, к нему фигурку человечка вроде как направляющуюся — стрелочкой обозначила. Посмотрела, подумала, фигурке схематичной юбку пририсовала, а то как-то не солидно — почтенная ведунья и без юбки. Потом подумала, добавила клюку, волосиков… увлеклась…

— Веся, — недобро леший произнёс.

— А, ну да, — точно увлеклась.

Смутилась, волосы поправила… свои, а не у рисунка, потом объяснять начала:

— Это ловушка, — я на кружок криво нарисованный указала. — А в ней знак Ходоков скрыт был. Меня от такой ловушки охранябушка спас… — и вот только сказала, так сразу тоскливо стало, хоть вой. Выть не стала, постояла, на схему глядя, да и продолжила: — А вот её не спас никто. Но ведунья была опытная, осознала опасность тут же, да и сожгла себя, чтобы скверна по лесу не распространилась. Да только разве остановишь такое? И все же частично она остановила, себя в жертву принеся.

И тут я умолкла. Просто два противоречия озвучила, и только сказав, осознала то — «разве такое остановишь» и «всё же частично остановила». И вроде противоречие, вот только имело оно место. Суть-то в чём: она себя сожгла, пытаясь скверну остановить и лес свой спасти, и частично ей это удалось. Удалось ведь — чаща Заповедная цела осталась. А как удалось? То мне толком не ведомо.

И ещё вот момент:

— Она получается погибла в лесу своём, близ ловушки. Но клюка не рядом оказалась, она на опушке Гиблого яра была, а это только об одном говорит — что погибель свою ведунья далеко от леса своего нашла. И после смерти ведуньи, клюка-то в Гиблый яр и вернулась. А теперь вот скажите мне, как так вышло?

И посмотрела я на лешего — тот ответил взглядом задумчивым, на аспида — и тот задумался, на Водю…

— Охрррранябушка, значит? — разъярённо спросил вдруг водяной.

— Что было, то было, — я руками развела, намекая что нечего вообще вопросы такие задавать. — А по делу у тебя какие-нибудь зарычания будут?

— Замечания? — переспросил Водя.

— Они, конечно, предпочтительнее, — заметила я. — А рычать если так хочешь, то по делу давай.

Нахмурился. Сидит злой, мышцы бугрятся, зубы стискивает, думает.

И тут аспид спросил:

— Почему себя ругаешь? За что? Я в твоих действиях глупости не увидал, хозяйка лесная. Порывистость, решительность, но не глупость.

Постояла я, глядя на него с тоской, да и пояснила:

— Хозяйка Гиблого яра стала нежитью.