Руку протянула, ладонь к щеке его прижала, он плечом придержал мою ладонь, отпускать не хотел. Да только разговор нам предстоял, и разговор сложный.

— Весь лес, Водя, зачем весь лес?

Водяной руку мою своей накрыл, к лицу своему прижал чуть сильнее, да и сказал всё честь по чести:

— Хотел, чтобы всё это закончилось. Одним ударом нежить добить хотел.

Но я руку отняла, посидела молча, на работу Ярины глядя, и сказала тихо:

— Это лес, Водя, это лес. Нельзя в лесу одним ударом ничего сделать, кроме как уничтожить его!

Рывком Водя из реки на берег выбрался, сел со мной рядом, а хвост в ноги трансформировать не смог, видать сил совсем не было, на меня посмотрел, кивнул обречённо.

— Знаю, Веся, знаю… Но я тебя в это дело втянул, я за собой вину ощущаю, пойми меня.

— Понимаю, — ответила безрадостно.

Потому что не было радости. Вообще не было.

Ни капельки радости здесь. Назад я хотела, в шатёр светлый, в заботу сердешную, да в объятия мага, того о котором всё время забываю, что он маг. А ведь маг он, Веся, он маг… нельзя к нему, совсем нельзя.

— Ты грустишь, — сказал Водя задумчиво.

«Я тоскую» — подумала, с трудом слёзы сдерживая.

— Хорошо всё, — отмахнулась от дум печальных. — Справляемся. Не без ошибок, не без трудностей, но справляемся. У меня леший есть, ты есть, войско цельное, и аспид непобедимый. Сдюжим, в любом случае сдюжим.

Кивнул Водя задумчиво, хвостом по воде плеснул, да и сказал повинно:

— Прости, что вышло так, что на тебя удар пошёл, виноват я.

— Не ты, — я головой покачала. — Не ты, Водя. О том, что клюка заповедная в Гиблом яру гниёт обречённо, знать не могли ни ты, ни я.

Помолчал водяной, затем спросил напряжённо:

— А как такое быть может? Как случилось-то? Ведуньи-то мёртвые, нежитью обращённые, с клюками каждая!

Кивнула я, слова его подтверждая, да добавила тихо:

— Так то оно так, Водя, они все с клюками, да только не с теми и не те. Нет среди них ведуньи Гиблого яра, давно её нет. От того и чаща Заповедная меня послушалась, от того и власть над лесом по ночи перехватить я сумела. Нет в этом яру даже умертвия прежней его хозяйки. Её убили. Да не в лесу даже убили, в другом месте.

И тут вот призадумалась я вот об чём: убили хозяйку Гиблого яра не здесь, а погубили-то тут. Я это сама видела, когда в воспоминания Ярины при встрече первой заглянула. Я же всё видела! Ловушку подлую, знак Ходоков жуткий, то как вступила в ловушку старая да и видящая уж плохо ведунья, как вышла из неё, становясь умертвием! А опосля подожгла себя, сама подожгла, чтобы лес свой от скверны уберечь, чтобы спасти свой Светлый яр, да только он всё равно Гиблым обернулся, а я… я… вот я дура!

— Весь, ты побледнела чегось, — напрягся Водя.

— Ох, Водя, тут не бледнеть, тут краснеть впору, — высказала в сердцах, да поднялась резво.

Мне леший был нужен. Прямо сейчас. И именно леший! И… я на водяного посмотрела, и поняла, что водяной мне нужен тоже.

— К лешему надо, с тобой, — честно сказала Воде.

Вздохнул он тяжело, да и… и кракена призвал. В другой раз сам бы перенёс запросто, а коли кракена призвал, значит совсем Воде плохо, совсем измотан.

* * *

Лешего я позвала, едва на берег ступила, Водя следом перенёсся, из сил последних облик себе придал человеческий, и сидел теперь на бревне поваленном в штанах чешуйчатых серебряных, да с торсом голым, но я слова не сказала — ему и так плохо, куда его ещё за рубашкой посылать.

Послала зов лешему, да ближе к водяному подошла.