Орлов вскинул брови, сильно удивленный столь острым слухом у начальника, бросил быстрый взгляд на товарищей и с какой-то отчаянной решимостью, как будто прыгал с обрыва в омут, распахнул дверь в кабинет.

— Здравия желаю, — от порога заговорил он в свойственной ему раскрепощенной манере. — Не ждали, а мы прибыли.

Сидевший за столом человек в милицейской форме с погонами майора не спеша поднялся. Он был довольно высокого роста, с длинными руками, имел неожиданно худое, изможденное лицо с ввалившимися бледными щеками, свойственное недоедающему жителю какого-нибудь блокадного города. Аккуратные усики и козлиная бородка острым клинышком, выпирающая вперед, придавали майору вид довольно воинственный, несмотря на его заметную сутулость. Не сводя с вошедших голубых усталых, окруженных мелкими морщинками глаз за очками в металлической оправе, он с нескрываемым любопытством изучал стоявших перед ним незнакомых людей, переводя немигающий взгляд с одного на другого.

— Почему же не ждали, — наконец проговорил он, непривычно растягивая слова, — как раз очень даже ждали… К тому же с распростертыми руками.

Шутку этот сорокалетний человек принял достойно: вышел из-за стола, раскинул руки в стороны, как бы желая всех обнять, и с вымученной улыбкой пошел навстречу. Поочередно пожав всем влажные от духоты ладони, при этом дружески похлопывая другой рукой сверху по крепкому рукопожатию, он доброжелательно предложил:

— Ну, проходите, располагайтесь. Сейчас я введу вас в курс дела. Чаю желаете?

— Потом, — резко отказался Орлов, чувствовать себя у кого-нибудь в гостях ему было невыносимо. — Все потом. Вначале дела… — Он широким шагом пересек кабинет и присел на один из стульев, которые стояли по обе стороны от узкого стола, прислоненного торцом к обширному дубовому столу начальника, крытому зеленым сукном, с массивной настольной лампой под зеленым абажуром и красным советским флажком посредине. — Рассказывайте.

Журавлев с Еременко разместились с противоположной стороны; по-ребячьи навалившись грудью на стол, приготовились внимательно слушать, следя глазами за действиями начальника милиции. Тот с минуту постоял в задумчивости посреди кабинета, от волнения трогая пальцами острый кадык, потом мотнул головой и, быстро вернувшись к столу, занял свое место.

— О том, для чего вы здесь находитесь, повторяться не буду, — сразу отмел все лишние разговоры Эдгарс Лацис, давая понять вновь прибывшим, что на сегодняшний день имеются дела и поважнее, связанные с конкретными преступлениями на вверенной ему территории. — На прошлой неделе коллаборационисты на хуторе Талаевиеши убили старого Мангулиса, изнасиловали его дочь, девятнадцатилетнюю Стасю, сам хутор сожгли. Девушка не вынесла такого позора и в риге попыталась покончить с собой. Проткнула косой себе грудь, но в сердце не попала, помешала серебряная иконка на гайтане… Жива осталась, но потеряла много крови, сейчас находится на лечении в больнице. Доктор Брокс сказал, что жить будет, но мышца, отвечающая за-а… перемещение шеи, сильно задета, и теперь девушка так и останется на всю жизнь… кривошеей. Одним словом, поворачиваться, как раньше, шея уже точно не будет. И если бы не их сосед, товарищ Мангулиса пожилой Эхманс с хутора Тобзин, который случайно проезжал мимо, Стася давно бы встретилась с отцом на небесах.

Но это только то, что произошло буквально на днях… Так сказать, нам видна лишь поверхность айсберга, основная масса которого находится в глубине ледяной воды, — заговорил вдруг непонятными аллегориями, как видно, сильно начитанный начальник милиции. — А там и убийство продавца хозмага, и опять-таки изнасилование юной школьницы, и налет на кассу, и убийство с особой жестокостью директора пищекомбината, и поджог школы… Много чего нам предстоит расследовать… А уж о том, чтобы с вашей помощью создать новый уголовный розыск и наладить его работу, даже говорить не буду… У меня всего сотрудников двенадцать человек.