В самом конце задней веранды была пристроена деревянная ванная, и Денни приняла холодный душ. Надев трусики и лифчик, она накинула сверху халатик, причесалась, подкрасила губы, но пудриться не стала и влезла в пару шлепок.

Она никогда не пренебрегала этими процедурами. Как знать — вдруг кто-нибудь пожалует к ней в гости. Денни ни в шесть утра, ни в восемь вечера без помады не застанешь, всегда причесана, под халатом — белье. За все то время, пока она жила здесь, на ферме, нежданные гости заглядывали к ней всего пару раз. Однажды кто-то заблудился и попал не на ту дорогу. В другой раз толпа друзей с равнины покутить приехала. Не придумали ничего лучше, чем отправиться к Денни в Холмы и притащить с собой пива. Хозяйку они застали в полной боевой готовности — Денни всегда была начеку, как спартанцы перед Фермопилами.

Иногда ее посещали совсем уж странные мысли. «А вдруг я умру во сне?» — бывало, думала она и принималась за дело: наводила порядок на кухне, аккуратно складывала нижнее белье в комоде, где во всем остальном царил полный бардак, выкидывала из гардероба старую одежду, подметала полы — особенно тщательно за кроватью, куда ей вечно было некогда заглянуть. И еще раз подкрашивала губы. «Так я буду выглядеть не слишком отвратительно, когда меня найдут». Еще в такие дни она выпивала на ночь кружку пива или таблеточку фенобарбитала и только потом отправлялась в постель.

С утра Денни и думать не думала о своих похоронах, хотя перед этим долго не могла заснуть и представляла себе их во всех подробностях. С утра дел было по горло…

А сегодня, приняв душ и наведя марафет, Денни вернулась на кухню к своему тушеному мясу. Все хлопоты плюс водные процедуры заняли у нее два с половиной часа. Большая часть времени ушла на то, чтобы полить растения в горшках, олеандры и гибискус по обеим сторонам от входной двери.

«Бедные мои зайки, они мне пока и гроша не принесли, — думала Денни о кустах. — И что на меня нашло, когда я их сажала? Не могу же я теперь дать им умереть! Не могу, и все тут!»

Она приходила в ужас от одной мысли, что надо кого-то лишить жизни, даже скорпиона или песчаную гадюку, которые забрались под камень или прямо под каблук ее видавшего виды прорезиненного ботинка. Ее охватывало чувство вины. Правда, уходило оно так же быстро, как и приходило. «Это самооборона, — уверяла она сама себя. — Или они, или я. Сегодня не повезло им».

Ей нравилось ходить с Беном пострелять, но больше всего она любила сами поездки верхом в те места, где, как знать, может быть, даже не ступала нога белого человека. Бен с Денни облазили все лощины и ручейки, они бродили по диким душистым зарослям, которым некого было помнить, кроме Бена, Денни, их коней и собаки. Когда Денни брала в руки ружье, она всегда промахивалась. Даже Бен, и тот, подстрелив кенгуру, перестал метить в живых существ и начал выбирать другие цели — пенек в долине, орех на дереве у гранитной скалы, белый камень у ручья. Денни подозревала, что он тоже не любит отнимать чужую жизнь.

Она как раз помешивала мясо, когда услышала свист с передней веранды.

«Вот осел!» — фыркнула девушка, все еще раздумывая о Бене. Одной рукой она вытащила из варева ложку, другой поправила выбившуюся из прически прядь. «Наверное, совсем дома не был. Сразу из Перта приперся. Да кто я такая, по его мнению? Наживка для убийцы?» Она вытерла руки и шагнула из кухни в небольшой коридорчик, куда выходили двери ее спальни с одной стороны и гостиной, которой никто никогда не пользовался, — с другой.

Денни была и рада, и взбешена одновременно. Рада видеть Бена. Они разопьют вместе бутылочку пива, но при этом у него на лбу будет написано, что расплачиваться за это придется его драгоценной ферме. Как он сумеет нагнать полдня да еще и ночь в придачу? И все потому, что Денни ужасно безответственная.