Зайла открыла глаза.

– Ты так считаешь? – Внезапно она поднялась на ноги. – Ты сказал, что поблизости есть ручей.

– Да, внизу, у подножия холма, возле кустов тамариска. – В наступившей тишине Дэниел с трудом различал ее лицо. Ее плечи были странно напряжены. Он медленно потушил сигарету о землю. – Подожди, я тебе покажу.

– Нет, ничего. Я найду сама. – Она уже почти бегом спускалась вниз по склону.

Дэниел пробормотал что то себе под нос и осторожно пошел за ней. У этих женщин настроение меняется чуть не каждую минуту! Только что она была просто испуганной маленькой девочкой, льнущей к нему в темноте пещеры, потом сразу же превратилась в зрелую женщину, сдержанную и сильную. А теперь вдруг ведет себя нервно, как тот горячий конь, верхом на котором она была снята на фотографии. Если ему приспичило влюбиться в женщину, то неужели нельзя было выбрать кого нибудь более предсказуемого?

Он только сегодня познакомился с ней, а она уже пробудила в нем целый водопад самых разнообразных ощущений. Желание, нежность, стремление защищать, ревность… Если бы его мозги не помутила ревность к этому ее драгоценному Дэвиду, он бы был гораздо более дипломатичен в заявлении своих прав на нее. Ясно было, что он напугал ее. Все равно, он должен был заявить о своих правах на нее перед тем, как передать ее Клэнси. Дэниел знал это с той минуты, когда сел рядом с ней в самолете. Это было так, как будто все кусочки мозаики встали наконец на свои места. А со стороны все это кажется полным безумием!

Дэниел все еще хмурился, подходя к тамарисковым зарослям. Зайла наверняка считает его ненормальным: бывший наемник, грубый и неотесанный, вторгся в ее жизнь, разбрасывая вокруг бомбы, и заявил, что она будет принадлежать ему, нравится ей это или нет. Чему теперь удивляться, если девушка так нервничает?

Ему надо бы сдержать нетерпение и быть мягким и воспитанным. Подумать только, ей всего двадцать один! Студентка, которой, должно быть, не приходилось сталкиваться с людьми его профессии. А что он сам делал в двадцать один год? Сначала Вьетнам, потом Центральная Африка, потом… Он даже не мог припомнить все страны, все войны, всех женщин, которые были рядом с ним. Надо очень постараться, чтобы прожитые годы не встали между ними стеной. Ну ничего, теперь он будет исключительно сдержанным, спокойным, и возможно…

Все благие намерения быть сдержанным разом вылетели у него из головы. Зайла стояла на коленях около ручья. Она сняла хлопчатобумажную рубашку и спустила с плеч бретели кружевного лифчика. Она умыла лицо и плечи белым носовым платком. Дэниел узнал тот платок, который дал ей еще в самолете. Золотистые, выгоревшие на солнце волосы рассыпались и укрыли ее легким шелковистым плащом. Зайла подняла руку, чтобы отвести их назад, за спину, потом опять опустила платок в воду и слегка отжала, прежде чем медленно, с наслаждением провести по руке от плеча до запястья.

У Дэниела перехватило дыхание. Ему вдруг представилось, что эти руки скользят по его телу. Он словно наяву ощутил, как нежные ладони гладят кожу. Его сердце бешено колотилось, а желание растекалось по телу горячими волнами.

Дэниел стоял очень тихо, не шевелясь, но Зайла, видимо, почувствовала его присутствие, повернула голову и замерла, словно испуганный олень. Когда она узнала его в полутьме, то натянуто рассмеялась.

– Видимо, я нервничаю больше, чем думала. Ты напугал меня. – Напряжение исчезло из ее движений. Она опять нагнулась над ручьем, чтобы намочить платок. – Это так замечательно! Я отдам тебе платок через минуту, вот только смою пот и песок. А то, наверное, я умру.

– Не торопись. – Его голос был необычно низким и хриплым, и от всей его мощной фигуры исходила такая сила, что Зайла опять заволновалась. Она вдруг сообразила, что полураздета, и решила поскорее накинуть на себя рубашку.