– В детском приюте нам разрешалось мыться в душе ровно семь минут. Ванн вообще не было. А тем более игрушек, – сказал Дэниел самым обыденным тоном, не переставая нежно втирать шампунь в волосы. – Для такой оравы сорванцов это считалось ненужным.

Зайла почувствовала, как на глазах выступают слезы, и постаралась скрыть их.

– А ты и вправду был таким сорванцом, каким тебя считали?

– Еще бы, – ответил Дэниел, пожимая плечами. – От меня вся школа стонала. А потом я решил вступить в армию, чтобы повидать мир. – Его руки на мгновение замерли. – Единственная страна, которую я тогда увидел, был Вьетнам, и мне, надо сказать, там не очень понравилось. – Он возобновил свои движения, но теперь они были совсем медленными, словно он погрузился в воспоминания. – И я научился выживать в этом мире. Я всегда оказывался уцелевшим. У меня был какой то особый талант – талант приспосабливаться к ситуации и заставлять ее работать на меня. – Он отвел от нее руки, и голос его вдруг прозвучал резко. – Я заставлял эти ситуации работать на меня, и очень многие люди могли бы осудить меня за эти методы. Я не собираюсь себя оправдывать. Я жил жестокой жизнью, потому что это был единственный способ вообще выжить.

– Ты ощетинился, словно на тебя нападают, – мягко сказала Зайла. – Но сейчас это незачем. Я понимаю тебя. Что бы ты ни делал, я знаю, это было ради того, чтобы выжить. – Она глубоко вздохнула. – Я хорошо знаю, что такое борьба за выживание.

– Правда? – Его голос прозвучал странно сдавленно. – Хотя да, думаю, что так. – Между ними повисла короткая напряженная тишина, пока Дэниел не нарушил ее нарочито легким тоном. – Ты действительно много пережила, даже в последнее дни: Хасан, скорпионы, да и я сам. Я бы сказал, что после этого тебя вполне можно назвать экспертом по экстремальным ситуациям. – Он быстро встал. – Почему бы нам не посмотреть, как хорошо ты справишься… – Его голос понизился до таинственного шепота, – …С такой массой страшных мыльных пузырьков. Давай сполосни волосы под краном, пока я найду полотенце. – Он обошел ванну и подошел к шкафчику у душа.

Как он долго возится, удивленно думала Зайла, смывая пену. Стоя к ней спиной, Дэниел перебирал стопку махровых полотенец.

– Дэниел, я уже готова.

– Прекрасно, теперь дело за мной. Готов ли я, вот в чем вопрос, – пробормотал Дэниел себе под нос, выдергивая большое белое полотенце из лежащей перед ним стопки. С напряженным лицом он пошел к Зайле, разворачивая полотенце. Она начала было подниматься, но не успела даже встать, как он набросил на нее махровую простыню и вытащил из ванны. В том интенсивном растирании, которое он ей устроил, не было ничего чувственного. Закончив, он обернул полотенце вокруг нее до подмышек. Затем другим полотенцем так же бесстрастно вытер ей волосы, после чего намотал его на голову в виде тюрбана. Закончив, он поднял Зайлу на руки и понес в спальню.

– Я знаю, как это утомительно, – с раскаянием сказала она. – Обещаю, тебе не придется больше этого делать. Я уверена, что завтра смогу все сделать сама.

– И заставишь меня сходить с ума от беспокойства? – Дэниел уложил ее в постель, накрыл атласной простыней. – Но ты права, мы должны придумать что то другое. Я не могу проходить через это каждый день. Я не приспособлен быть горничной.

Дурацкие слезы опять застилали ей глаза. Он явно ее отвергает, но почему?

– Ну что же, ты прекрасно справился на этот раз, пусть даже тебе и не понравилось. Ты был очень добр ко мне. – Зайла попыталась улыбнуться.

– Я справился отвратительно, – резко ответил он. – И во мне нет ничего доброго.