— Ну, конечно! — согласилась Патриция. — Но неужели это — все?

— Нет… Потом пишу.

— О чем?

— О том, что видел во время таких путешествий.

— Для чего?

— Для людей, которые не могут путешествовать.

— Понимаю, — сказала Патриция.

Между ее бровями залегла морщинка.

Девочка кивнула в сторону животных.

— О них вы тоже напишете?

— Не думаю, — сказал я.

— Да, не надо, — сказала девочка. — Вы все равно не сумеете.

— Я это и сам понял.

— Почему?

— Благодаря тебе.

Патриция дружески рассмеялась и взяла меня за руку.

— Надо вам приезжать сюда почаще, много раз, и тогда, быть может…

Она снова рассмеялась и сказала:

— Пора! Пойду поговорю со своими друзьями. Подождите меня здесь.

Тонкий, хрупкий силуэт заскользил между травами, кустами и большими лужами: она шла к зверям Килиманджаро, чтобы нашептывать им магические слова.

Я оперся о ствол дерева и устремил взгляд к вершине горы и ее снегам, окрашенным в цвете гари.

Несколько мгновений пролетели, как в полузабытьи, затем я вернулся на землю, чтобы отыскать здесь Патрицию. Я сразу заметил ее. Она еще не дошла до скопления животных. И тут я чуть не закричал от ужаса: по пятам за девочкой быстро двигалась среди травы тонкая, черная тень с треугольной, сверкающей на солнце головой. Оберегают ли Патрицию ее чары от змей? И сумеет ли Кихоро, будь он даже лучшим в мире стрелком, попасть в эту извивающуюся, неверную цель? Я уже готов был поддаться панике и позвать одноглазого следопыта, броситься вслед за Патрицией, — не знаю, что бы я сделал… Но девочка остановилась около газели, и черная тень медленно поднялась из травы. Она превратилась в тело человека, нагого и прекрасного, с копьем и похожей на шлем шевелюрой цвета меди и глины.

Я закричал:

— Патриция, берегись! Ориунга!

Наверное, голос мне отказал. А может быть, ветер отнес мои слова. Во всяком случае, девочка их не услышала. Я только вспугнул стайку антилоп и обратил в бегство зебр, которые паслись поблизости. И все равно было уже поздно. Морам приблизился к Патриции.

Я затаил дыхание. Но ничего не произошло. Просто девочка и Ориунга пошли дальше вместе. Ориунга тоже привык к диким животным и, возможно, тоже знал магические слова.

Солнце стояло уже высоко, и было гораздо жарче, когда Патриция возвратилась одна. Она спросила меня со смехом:

— Вы видели морана?

— Да. — В горле у меня пересохло. — И что?

— Он сторожил всю ночь около нашего бунгало, ждал, когда я выйду, — сказала Патриция.

— Для чего?

— Чтобы проследить за мной и поговорить.

— Что ему нужно?

— Очень хотел узнать, кто я — дочь большого льва или колдунья, — снова рассмеявшись, ответила Патриция.

— И что ты ему ответила?

— Сказала: сам догадайся!

Она подмигнула мне и добавила:

— Вы же знаете, что он прятался вчера возле логова Кинга и видел всю эту ссору с львицами?

— Да, верно.

— Что же вы не предупредили?

Я не ответил. Патриция подмигнула мне другим глазом.

— О, я знаю! Вы боялись за меня. И напрасно. Он ничего не может. Я не из его племени.

Она согнулась вдвое от приступа смеха, который было особенно трудно удержать, чтобы не испугать животных. Когда Патриция наконец отдышалась, она сказала:

— Знаете, он просил меня стать его женой.