Дело не в том, насколько дети склонны искажать факты, а в том, насколько сильно это проявляется у них по сравнению с взрослыми. В этой области сейчас проводится много исследований, и их результаты противоречивы. Однако исследователи единодушны в том, что к десятилетнему или одиннадцатилетнему возрасту дети ненамного отличаются от взрослых, когда речь идет о предоставлении неточной или неверной информации. Существуют разногласия насчет детей в возрасте 6 и 7 лет. Некоторые исследования помогли установить, что дети не более подвержены восприятию ложной информации, чем взрослые, а другие исследования указывают на обратное. Дети младше 7 лет, согласно исследованиям, гораздо более восприимчивы к ложной информации касательно второстепенных фактов, но не в отношении основного события. Дошкольники очень внушаемы, когда отвечают на вопросы взрослых [25].

Когда Варондек попросил детей описать цвет бороды их учителя (а никакой бороды у него на самом деле не было), дети, возможно, стали выбирать цвет бороды, чтобы угодить экспериментатору. Во многих экспериментах ребенка, который был свидетелем какого-то события, дезинформировали. Вырисовывается схема внушения. Дети наиболее подвержены воздействию ложной информации, если у них слабые воспоминания о событиях, неверная информация направлена на детали события, а не на само событие, а человек, дающий неверную информацию, — авторитетный для них взрослый. Во время одного эксперимента, когда ложную информацию детям предоставлял другой ребенок, а не взрослый, ее признавали лишь в половине случаев [26].

Ребенок максимально подвержен внушению при первой беседе. Ведущий собеседования может быть социальным работником или полицейским без специальной подготовки. Даже те, кто должным образом подготовлен, могут сбить ребенка с толку. Стандартная техника собеседования заключается в том, что ребенку дают двух кукол с ярко выраженными анатомическими деталями и предлагают с их помощью изобразить, что случилось. Некоторые исследования подвергли сомнению то, что на самом деле происходит. В рамках одного исследования сравнили 25 жертв насилия с 25 детьми, которые не пострадали, и существенных различий между ними выявлено не было. В другом исследовании 100 благополучных детей почти в 50 % случаев так манипулировали куклами, что проводящие собеседование могли интерпретировать это как свидетельство прошлого сексуального насилия [27]. Выступающие гениталии и женские половые органы кукол, возможно, подсказали детям, как именно нужно играть с ними.

Очевидно, что необходимо провести больше исследований и учитывать потребности развития детей, чтобы научить ведущих собеседования техникам, не построенным на внушении. Кинг и Юлли, эксперты в области детской внушаемости, рекомендуют не работать с куклами, а добавить в опрос несколько техник, которые построены на том, что нам известно на сегодняшний день о детском развитии. Например, можно использовать такие подсказки, как уменьшенные модели комнат и мебели, которые помогают детям вспомнить о событии; также можно применять такие практические задачи, как идентификация фотографий, чтобы ребенок мог лучше понять, о чем идет речь. Хотя маленькие дети все еще могут нуждаться в вербальных подсказках, чтобы лучше вспомнить события, ведущий собеседования должен дать понять ребенку, что ему совершенно необязательно все вспоминать, можно просто сказать: «Я не помню» [28].

Если дети, даже очень маленькие, в состоянии точно восстановить события (при условии правильно заданных вопросов об этом), то нужно ли судье выносить вердикт об их компетентности? С XVIII века считалось, что судья, задавая вопросы, в каждом индивидуальном случае может принимать решение, насколько, по его мнению, ребенок честен, разумен, в состоянии вспомнить события и выразить их словами. Судьи задавали, например, такие вопросы: «Ты знаешь, в чем различие между добром и злом?», «Ты знаешь, что такое принимать присягу?» В зависимости от возраста ребенка судья мог попросить его воспроизвести алфавит, или произнести наизусть адреса и телефонные номера, или сказать, как зовут его учителей.