|
С другой стороны ее громоздились штабеля досок и пластика: Майкл сооружал пристройку к дому. Со двора слышался ритмичный звук пилы. Я вышел и увидел работающего отца Фортхилла. Он снял пальто и воротничок и остался в черной рубахе с короткими рукавами. Еще он надел кожаные рабочие рукавицы и защитные очки. Он допилил доску, сдул с нее опилки и распрямился. – Как отец Винсент? – Судя по голосу, изрядно устал, – сообщил я. – Я, наверное, сегодня еще пересекусь с ним – если только прежде ничего такого не случится. – Я за него беспокоюсь, – признался Фортхилл. Он приладил доску поверх проема, который, судя по всему, должен был превратиться в окно. – Помогите-ка. Я послушно взялся за доску. Фортхилл взял из коробки несколько гвоздей и принялся заколачивать первый, зажав остальные в зубах. – А мисс Вальмон? – поинтересовался он, покончив с этим. – Принимает душ. Похоже, она все-таки будет с нами сотрудничать. Фортхилл нахмурился и взял из коробки еще один гвоздь. – Честно говоря, по первому впечатлению я такого от нее не ожидал. – Вы недооцениваете моего личного обаяния, – возразил я. – Леди трудно устоять перед таким. – М-м-м, – с сомнением произнес Фортхилл, снова зажав в зубах гвозди. – Да нет, для нее это единственный разумный выход. Мы же приперли ее к стенке – так ведь? Фортхилл забил гвоздь и нахмурился еще сильнее. Потом посмотрел на меня. Я принял беззаботный вид, потом все-таки посмотрел на него. – Пойду погляжу, как она там, – буркнул я так, словно с самого начала собирался это сделать. Я как раз дошел до середины гостиной, когда услышал хлопок автомобильной дверцы и знакомый рык мотора. Бегом бросился к входной двери и распахнул ее как раз вовремя, чтобы увидеть стремительно удаляющееся от меня по улице разбитое заднее стекло Голубого Жучка. Я сунул руку в карман и застонал. Ключей в нем не было. – Сукина дочь! – зарычал я и злобно пнул ногой дверной косяк. Пнул не слишком сильно: злость злостью, а калечиться я не хотел. – И ты козел. Трюк, старый как мир, и ты, конечно же, на него купился. Сьюзен подошла ко мне и вздохнула. – Нет, Гарри, ты все-таки идиот. Хороший ты человек, но во всем, что касается женщин, – идиот, да и только. – Сначала куртка, теперь еще и машина. И это, блин, называется благодарностью... Сьюзен кивнула: – Никакое добро не остается безнаказанным. – Ты надо мной еще смеешься? Она постаралась сохранить серьезное лицо. Голос ее, правда, звучал чуть сдавленно: – Нет. – Нет, смеешься. Она порозовела и замотала головой. – Смеешься над моими больными местами. Она повернулась, пошла в гостиную и взяла газету. А потом села и подняла газету так, чтобы я не видел ее лица. Из-за газеты слышались странные, сдавленные звуки. Покраснев как рак, я ринулся в пристройку. Фортхилл оглянулся на меня, и брови его поползли вверх. – Дайте мне что-нибудь сломать, – попросил я. – Ну или по чему врезать – чтобы со всей силы. В глазах его блеснули искры. – Вы поранитесь. Подержите лучше вот это. Я поднял и придержал для него еще доску. Фортхилл поднял руку с зажатым в ней молотком. Рукав его рубахи задрался при этом движении, и я увидел на внутренней стороне предплечья две бледно-зеленые линии. – Погодите-ка, – сказал я и схватил его за локоть. Доска выскользнула из моей руки и, падая, больно врезала мне по башке. Я чертыхнулся, поморщился, но задрал рукав ему чуть выше. |
