Похоже, у них были особые расценки для гостей, не собирающихся оставаться на ночь. Он начал целовать меня еще до того, как мы добрались до лестничной площадки второго этажа, а едва дверь спальни закрылась, быстро расстегнул пуговки на моей блузке. В этом деле он был явно не новичок. На самом деле я почти уверена, что оказалась не первой девушкой, с которой он переспал в такой поездке. Иначе откуда бы он знал об особых расценках?
Должна признаться, я не ожидала, что все закончится так быстро. Как только он скатился с меня, я скрылась в ванной, а он уселся на краю постели и закурил сигарету. Может, во второй раз получится лучше, подумалось мне. Но когда я вышла из ванной, его уже не было. Если по правде, то я была разочарована.
Возможно, я чувствовала бы себя более виноватой из-за того, что изменила Артуру, не вытошни его прямо на меня по дороге обратно в Бристоль.
На следующий день я рассказала маме о происшедшем, не упомянув о том, кем был тот парень. В конце концов, она с ним не встречалась и вряд ли когда-нибудь встретится. Мама велела мне держать язык за зубами, поскольку не хотела отменять свадьбу, и даже если бы выяснилось, что я понесла, никто бы ни о чем не догадался — ведь мы с Артуром уже поженились бы к тому времени, как это стало бы заметно.
Гарри Клифтон 1920–1933
1
Мне сказали, что отец погиб на войне.
Сколько бы я ни расспрашивал матушку о его смерти, она отвечала одно и то же: что он служил в Королевском Глостерширском полку и был убит, сражаясь на Западном фронте, всего за несколько дней до заключения перемирия. Бабушка добавляла, что папа был очень храбрым, и однажды, когда мы остались в доме одни, показала его медали. Дедушка редко высказывал мнение по какому бы то ни было поводу, но, с другой стороны, он был глух как пень, так что, возможно, попросту не слышал вопроса.
Единственным, кроме него, мужчиной, которого я могу вспомнить, был мой дядя Стэн, обычно сидевший за завтраком во главе стола. Когда дядя уходил по утрам, я часто увязывался за ним в порт, где он работал. Каждый день, который я проводил на пристанях, был полон приключений. Грузовые суда приходили из далеких стран и разгружали товары: рис, сахар, бананы, джут и множество других вещей, о которых я никогда не слышал. Как только трюмы пустели, портовые рабочие заполняли их солью, яблоками, оловом и даже углем (его я любил меньше всего, ведь он напоминал мне о том, чем я занимался весь день, и сердил матушку), а затем корабли снова отплывали в неведомые дали. Мне всегда хотелось помочь дяде Стэну с разгрузкой любого судна, какое бы ни пришло в порт, но он только смеялся, приговаривая: «Всему свое время, парень». Я все никак не мог дождаться, но тут, без малейшего предупреждения, вмешалась школа.
Когда мне исполнилось шесть, меня послали в Мерривуд, и я счел это пустой тратой времени. Зачем нужна школа, если я могу научиться всему, что мне необходимо, прямо в порту? Я бы и не подумал тащиться туда на следующий день, но матушка доволокла меня до самых ворот, оставила там и вернулась днем, к четырем часам, чтобы забрать домой.
Я не осознавал, что у нее были другие виды на мое будущее, и они не предполагали работу в порту на пару с дядей Стэном.
Каждое утро, когда мама оставляла меня у школьных ворот, я болтался по двору, пока она не скрывалась из виду, и удирал в порт. Я следил за тем, чтобы всегда возвращаться к воротам к тому времени, когда она днем заходила за мной. По пути домой я рассказывал ей обо всем, чем занимался в школе. Выдумки давались мне без труда, но довольно скоро она выяснила, что именно этим они и были — выдумками.
Пара других ребят из моей школы тоже частенько ошивалась в порту, но я держался от них подальше. Все они были старше и выше ростом и, случалось, поколачивали меня, если я подворачивался им под руку. Еще мне приходилось остерегаться мистера Хаскинса, старшего бригадира, потому что он, заставая меня, по его любимому выражению, «слоняющимся без дела», прогонял и напутствовал пинком под зад с угрозой: «Если еще хоть раз увижу тебя слоняющимся тут без дела, сообщу директору». |