И он почувствовал огромное желание к Кэтлин, которое прогнало все его мысли. Он овладел ею посреди ее сна.

Но когда они разомкнули свои объятия, Антуан снова вернулся к мучившим его думам.

Он встал, как только рассвело.

– Ты боишься увидеть меня при солнечном свете? – спросила Кэтлин, улыбаясь.

– Я объясню тебе в другой раз, – сказал Антуан.

Ее глаза были пусты, словно закрыты каким-то бельмом.

В последовавшие за этой ночью два дня он не позволил себе зайти к Кэтлин. А потом не удержался.

– Любовь моя, – простонала Кэтлин, открыв ему дверь. – Что произошло? Я так боялась. Я чувствовала себя так одиноко, так одиноко…

– А я чувствую себя больше всего одиноким как раз рядом с тобой, – сказал Антуан.

Она посмотрела на него долгим, почти сверхъестественно пристальным взглядом, полным понимания и сочувствия. Казалось, она сейчас скажет ему что-то очень важное. Но она только вытерла пот, выступивший на лице и висках Антуана.

Потом он возвращался каждую ночь.

В любом случае, в следующем месяце он уезжал в Венесуэлу.

С поднимавшейся уступами крыши благодаря узору огней угадывался неровный рельеф Лиссабона. Атмосфера была тяжелая, все звезды куда-то исчезли. Антуан курил сигареты одну за одной. Кэтлин лежала около него. Они ни о чем не говорили и едва шевелились. Казалось, что законом их отношений стали молчание и темнота.

Антуан думал о своем путешествии. Еще несколько недель… Он чувствовал, что ничто не сможет ему помешать. Он сказал об этом Кэтлин. Она ничего не ответила. Все было хорошо.

Внизу, в квартире, раздался звонок. Кэтлин резко выпрямилась. Антуан положил руку ей на плечо.

– Спокойно, – сказал он.

– Но ведь никто и никогда на приходил сюда… Даже днем… – пробормотала Кэтлин.

– Кто-нибудь мог ошибиться, – сказал Антуан.

Звонок продолжал звонить, упрямый, размеренный, механический.

– Рукой так не звонят, – проворчал Антуан.

А звонок все звенел и звенел.

– Подожди… Подожди… – прошептала Кэтлин. – Это… это телефон… Я забыла, что домовладелец установил его. Я им никогда не пользовалась…

Телефон продолжал звонить.

– Надо все-таки узнать, кто это, – сказал Антуан.

Спускаясь, Кэтлин думала: «Мэйзи… Сильвейра… Но каким образом?»

Она сняла трубку, спросила, кто звонит, спросила еще раз, потом еще… Она была такой бледной, что Антуан подскочил, чтобы ее поддержать.

– Что случилось? – спросил он.

– Слушай, – показала одними губами Кэтлин.

Антуан взял другую трубку. Но ничего не было слышно, кроме какого-то слабого шипения.

Кэтлин спросила еще раз. И опять никакого ответа, а только тот же самый звук, более пустой, чем тишина.

– Я же тебе сказал, что кто-то ошибся, – проворчал Антуан.

Он положил трубку на место и спросил:

– Пошли наверх?

– Подожди… подожди… – попросила его Кэтлин.

Телефон зазвонил снова. И снова никто не ответил.

Кэтлин выпустила трубку, кинулась к Антуану, прижалась к нему всем телом. Так же, как и на пароходе, который плыл вверх по течению Тежу, он был ее единственной защитой, единственной преградой, отделявшей ее от ночного ужаса.

Антуан тоже вспомнил их возвращение по Тезку.

Там он ей тогда сказал: «Этого не должно быть. Я убийца. Я убил женщину… Мою жену».

А теперь та же дрожь появилась у Кэтлин, ею овладела та же страсть.