— Лев Петрович, позаботьтесь, пожалуйста, о моем свидании с Покровским, меня к нему не пускают.

— Зачем вам, скажите ради Бога!

— Поверьте, необходимо.

— Для чего необходимо?

— Для истины.

Литературный агент

Богоборческое безумие сотрясало средства массовой информации; заразил их Тимур Страстов. Он был главный информатор, но не дирижер — чувствовалась рука Вагнера, а потом и вовсе ситуация выскользнула из-под контроля, словно раскрылся ящик Пандоры. С утра до вечера мировые агентства, бесы мелкие, средние и покрупнее, дудели в одну дуду: религиозный изувер, православный фашист и идейный издатель христианского журнала «Ангел-Хранитель», сначала затравил, а потом зарезал «кумира 21-го века» — юную и прекрасную, как нордический ангел, Юлию Глан.

Серийный убийца не пощадил и ее товарища по школьным годам, наркомана Дениса Тихомирова — сына известной создательницы дамских романов. Ближайший друг убийцы, беззубый соцреалист (постоянный, хотя и безосновательный в данном случае, фразеологизм вроде фольклорного «добрый молодец») Старцев, горький пьяница и автор «Горькой полыни», также активно участвовал в травле родной дочери. А его любовница Лада Тихомирова («да, да, господа, мать Дениса!») с другим своим любовником, абсурдистом Громовым, с помощью покойного экстрасенса Марины Моравы основала натуральный бордель в заповедном лесу (шли прозрачные намеки на «любовь втроем»), где в болоте были найдены труп Юлии Глан и множество костей замученных ведьмой жертв. Одна из этих мучениц — мать Юлии, погибшая тринадцать лет назад (шли намеки на причастность к ее гибели любовников).

Вот в какой стихии росла будущая писательница (лауреат престижных премий!), вот из какой пучины черпала краски для своих бестселлеров, разрушающих все и всяческие табу!

Но конечно, разоблачение «богемы» было цветочками по сравнению с ягодками, предназначенными православным, извечно страдающими нетерпимостью и фанатизмом. Не собственные больные «фэнтези» воплотил гениальный ребенок, а вполне правдоподобно воссоздал монастырские нравы новых извращенцев — со времен Дидро никто не дерзал… да и француз Дидро — не то, устарел, века протекли, наконец раздалось новое слово на пороге нового тысячелетия — «мистика конца»… И главное: на какие, спрашивается, шиши содержал маньяк убыточный клерикальный журнальчик? (Следовали тонкие намеки на «князей церкви».)

Словом, мир (его влиятельная космополитическая тусовка) обрадовался и возликовал, услышав про «Великого инквизитора» — кличка, данная Платону невежественной желтенькой прессой и подхваченная как косматыми и бородатыми «интеллектуалами», так и публикой попроще, не читавшей, но слыхавшей (перефразируя шутку Набокова) про «Братьев Карениных». И в радости этой сквозь ликованье уже проступала тоска и скука — тема иссякает — и тайный ужас.

Я вслушивался, вглядывался, сопоставлял и думал.

Дело о «ритуальных убийствах» взял на себя «центр», как только запахло «мировой общественностью»; и когда преступник заявил с телеэкрана (видеозапись допроса демонстрировали на пресс-конференциях столичного следователя), заявил, что покарал юных, но «великих грешников» (отсюда по аналогии пошла его кличка), и будет впредь судить и карать, его послали на обследование в известную клинику, известную также строгим режимом. Однако корпоративные связи психотерапевта в отношении меня сработали.

Там был сад, точнее, парк, и в нем одуряюще отцветала сирень напоминанием о тереме, в котором «отрада»; горячились голубизною небеса и разговаривали птицы.