Парадоксальная фаза

Сакраментальное слово «убийство» открыло мне двери в приемную, где дожидалось двое пациентов, и — тут же — в кабинет психотерапевта. Сопровождавшая меня строгая женщина в голубой униформе успела шепнуть: «Надеюсь, вы ненадолго, после трехдневного траура у нас образовалась очередь».

Тихомиров (реанимированный лет через тридцать Денис — зажженная восковая свечечка) не шевельнулся за письменным столом, произнес пронзительно:

— Убийца моего сына арестован.

— Да. Но осталось много неясностей…

— Кто вы? (Я представился.) В воскресенье я вас видел с Ладой в коридоре милиции.

— Совершенно верно. Тогда вам, должно быть, известно, как я замешан в эту историю.

— Мне почти ничего не известно. Проинформируйте.

Делать нечего: пришлось очень кратко, очень осторожно посвятить его в суть дела. (Исключив, понятно, обстоятельства, связанные с Манечкой; ночью я доставил ее к своей сестре; а сорочку в пятнах крови поместил в автоматическую камеру на Белорусском.) К концу моего рассказа в кабинете возникла голубая женщина с укоризной на лице; доктор велел перераспределить визиты; кому уж совсем невтерпеж, пусть дожидаются.

— Все, все, Рената Артуровна, уходите! (неслышно закрылась тяжелая дверь) Немецкий «орднунг» иногда идет вразрез со славянской распущенностью и становится невыносим. Итак, вас интересует, можно ли в один миг преодолеть многолетнюю фобию.

— Да, патологическую боязнь крови и острых предметов.

— В жизни может быть все. Если преступник находился в состоянии стресса, отягощенного алкоголем, как он утверждает, и под руку случайно попался…

Я перебил:

— Не случайно. Ножи — и первый, и второй — только что заточенные, острые, как бритва. Правда, может, не он точил…

— Но воспользовался! Убийца психопат (столовые и кухонные ножи — орудия психопатов) плюс маньяк, исходящий из ритуала. В общем, абсурдист, сто тысяч раз повторивший, чем труп отличается от покойника, на эту роль годится.

— Однако я не могу избавиться от ощущения, что он все время врет, потому что смертельно напуган. Тайна глубока, доктор, мотив необычен.

— Так-таки необычен? Вот вам на выбор: болезненная зависть к чужому успеху, ревность к вам, псевдорелигиозный фанатизм.

— Это и мои предположения. А ваш сын знал если не разгадку, то путь к ней.

О, каким огоньком зажглись зеленые глаза напротив!

— Вы полагаете…

— Позвольте договорить. Лев Петрович, когда я сказал «тайна глубока», то имел в виду и загадочное место двух, не исключено — трех преступлений, и временную протяженность. Вы с женой тринадцать лет назад разъехались? (Он кивнул) Прошу прощения, но я по делу: из-за чего?

— Присмотритесь ко мне повнимательнее, Алексей Юрьевич. Вы не замечаете в моей еще густой шевелюре таких маленьких, но крутых рожек?

— Ну, Ладу я немножко знаю… И все же поконкретнее: что явилось поводом?

— Моя жена — в своем роде Мессалина с прямо-таки древнеримской ненасытностью, — заявил психотерапевт. — Естественно, я понял это с самого начала и не скажу, что мне это не нравилось… скорее, нравилось, ее вожделение было обращено к моей персоне. Так я думал. Она частенько навещала в подмосковном поселке свою престарелую тетку, с которой я был даже немного знаком. Но вот как раз тринадцать лет назад тетя Клара отдала Богу душу, о чем мне сообщено не было. Домик свой она завещала сыну, мичману с подводной лодки. Сын из-за службы на похороны не успел, а прибывши в Москву, позвонил нам и наткнулся на меня: когда, мол, Лада заберет свой гигантский ковер? Что за ковер? Жена сегодня ночует у больной тетки.