— Почему ты мне ничего не рассказала? — отец погладил дочку по голове, она прижалась к нему.

— Мне тоже хотелось бы… — начал Быстров.

— Я ничего не помнила.

Следователь усомнился:

— И вдруг ни с того ни с сего вспомнили?

— Только сегодня.

Тут и я веско вставил свое слово:

— Известный психотерапевт Лев Петрович Тихомиров объяснил мне, что со смертью экстрасенса (в нашем случае — Марины Моравы) его власть над испытуемым кончается.

Дядя Степа хмыкнул, мы покинули автобус и проникли в предзакатный Чистый лес, который встретил нас прелестным пеньем и ароматом и — дальше вглубь — зеленой, сумеречной с солнечными пятнами тишиной.

Странность первая: перед избой, запертой на амбарный замок, разгуливали пестрый петух и курочка ряба.

— Кто их выпустил? — пробормотал

Быстров и переключился на Маню: — Покажите, куда именно вы побежали с трупом.

— Вон туда, за дом.

Растянувшееся шествие «вон туда» я замыкал, оглядываясь, покуда петух, горя глазом, не пропел. Все так, вот и свеча горит меж занавесью и рамой, озаряя пурпурным светом потемки памяти…

Однако! Это уже не странность, а диверсия! Я нагнал следователя, мы воротились.

— Что за чертовщина!

— Вот-вот вспыхнет, как в селе, — шептал я, — подсвечник-то из дерева. И там, должно быть, такой же был…

— Взломать дверь! — громогласно проявил оперативность дядя Степа.

На этот раз отличился я, пойдя на таран с найденным возле сарая бревном (лопнули уже починенные петли), нырнул в черное пространство, нахлынувшее наружу едким духом керосина, и успел в последнюю минуту задуть свечу. Так уцелел Чистый лес.

— «Свеча горела на столе, — завел, по привычке, Страстов пластинку из Пастернака, — свеча горела. На свечку дуло из угла и жар соблазна вздымал, как Ангел, два крыла крестообразно…»

— Да будет вам… — Быстров в раздумье по-стариковски жевал губами. — Кто ж это занимается безобразием…

— Господин следователь, та же картина наблюдалась в сельском доме дьяволицы. В предчувствии трагедии я обогнал своих друзей…

— А куда вы с друзьями направлялись?

— В храм, свечки, по совету Платона, поставить за здравие младшей сестры, за упокой старшей. Вместо храма я побежал к Мораве и успел в окошко сфотографировать ведьмину свечу за секунды до пожара. Фотографии вам представлю.

— Вот и не верьте после этого в магию, — сурово вставил Покровский.

— Надеюсь эту вашу «магию» словить, — проворчал дядя Степа. — Девушка, где ваша березка?

За «волшебным замком», за сараем, малинником, ельником (на краю света, вновь подумалось) пряталась в густых зарослях та крошечная лужайка с нежной муравой — на самом деле болотце, округлое, как колодец, с ряской, отливающей изумрудным золотом.

— Вон там я упала!

Лужайка-ловушка была окружена желтыми цветами купавны, занесенной в «чернокнижие», и молодая плакучая береза склонялась над ней. Листья кое-где оборваны, веточки обломаны, но в целом деревце=спаситель за неделю уже оправилось и сейчас под вечереющим ветерком, раздувающим зеленое кружево, охорашивалось перед нами. Все так красиво, и такой ирреальной жутью веет от этой могилы «в грязи».

Быстров, сдвинув рукав пиджака, взглянул на часы.

— Вот-вот в лесу стемнеет.