21

         Арсений был чудесный тот боец.

         Он кровию решился наконец

         Огонь в груди проснувшийся залить.

         Он ненавидит мир, чтоб не любить

         Одно созданье! Кучи мертвецов

         Кругом него простерты без щитов,

         И радостью блистает этот взор,

         Которым месть владеет с давных пор.

         Арсений шел, опередив своих,

         Как метеор меж облаков ночных;

         Когда ж заметил он, что был один

         Среди жестоких, вражеских дружин,

         То было поздно! – «Вижу, час настал!» –

         Подумал он, и меч его искал

         Своей последней жертвы. – «Это он!» —

         За ним воскликнул кто-то. – Поражен,

         Арсений обернулся, – и хотел

         Проклятье произнесть, но не умел.

         Как ангел брани, в легком шишаке,

         Стояла Клара, с саблею в руке;

         И юноши теснилися за ней,

         И словом, и движением очей

         Распоряжая пылкою толпой,

         Она была, казалось, их судьбой.

         И встретивши Арсения, она

         Не вздрогнула, не сделалась бледна,

         И тверд был голос девы молодой,

         Когда, взмахнувши белою рукой,

         Она сказала: «Воины! вперед!

         Надежды нет, покуда не падет

         Надменный этот русский! Перед ним

         Они бегут – но мы не побежим.

         Кто первый мне его покажет кровь,

         Тому моя рука, моя любовь!»

22

         Арсений отвернул надменный взор,

         Когда он услыхал свой приговор.

         «И ты против меня!» – воскликнул он;

         Но эта речь была скорее стон,

         Как будто сердца лучшая струна

         В тот самый миг была оборвана.

         С презреньем меч свой бросил он потом,

         И обернулся медленно плащом,

         Чтобы из них никто сказать не смел,

         Что в час конца Арсений побледнел.