— Ну и что теперь делать?

— Для начала возьмите его за ручку, а не за середину. Держите так, словно этот теннисная ракетка.

Маккензи провел рукой по прохладному металлу, пока его пальцы не наткнулись на толстую резиновую рукоятку на конце.

Он перехватил прут.

— Удобно? — спросил Колвилл.

— Нет, — огрызнулся Маккензи. — Нет равновесия. Он не лежит спокойно у меня в руке. Наверное, рукоятка слишком велика для меня.

— Вы в этом уверены? Попробуйте подвигать прутом.

Маккензи пошевелил им и помотал головой.

— Нет, все еще неудобно.

— Ладно, — сказал Колвилл. — Давайте начнем. Попробуйте указать прутом в разных направлениях, думая при этом об уране. Возможно, вы нащупаете нужное направление, и тогда прут сам подскажет вам об этом.

Макензи принялся махать прутом в разные стороны.

— Так можно проторчать тут всю жизнь, — заворчал он. — Он... Он... — Внезапно Маккензи уставился на тонкий прут так, словно тот превратился в его руках в живую гадюку. — Он... Ладно, теперь он в порядке.

— А вы мне не верили, — захихикал Колвилл.

Маккензи вытянул прут перед собой и смахнул бусинки пота со лба. Действительно, прут теперь лежал у него в руке вполне удобно. Он соответствовал его руке, как обувь правильного размера или как шляпа, подходящая для его головы. Что-то изменилось в пруте. Ощутимо, бесспорно, явно, невозможно изменилось.

— Давайте же, — сказал Колвилл. — Руководствуйтесь своим чутьем.

Ни слова не говоря, Маккензи пошел вперед. Прут привел его вниз, в ущелье, на стенах которого явно виднелся темный слой лигнита, словно толстый черный поток, текущий под породами, из которых состоял холм. Затем прут повел его по извилистому каньону мимо худых елей с мягкими, серыми от недостатка питательных веществ иглами, а затем по сухому ложу, состоящему из вулканической породы.

Прут действительно вел его. Всякий раз, когда Маккензи отклонялся от правильного пути, он чувствовал тонкие изменения в положении рукоятки, а когда возвращался на нужный курс, рукоятка снова удобно ложилась в ладонь. Молча улыбаясь, Колвилл шел за ним, ничего не говорил, лишь порой задумчиво почесывал бороду. Маккензи понял, что ему позволили самому решать, психом ли был псионик.

— И когда нужно остановиться? — спросил Маккензи после того, как они прошли еще пару сотен метров.

Солнце стояло уже высоко, и Маккензи обильно потел — причем не только от жары.

— Остановитесь, когда это скажет прут, — ответил Колвилл.

Некоторое время прут ничего не делал, только вел Маккензи все вперед и вперед. Затем, внезапно, он извернулся в руке и указал Маккензи под ноги.

— Он указал вниз! — воскликнул Маккензи.

— Он указал вниз, — согласился Колвилл. — Вот оно, нужное место. Теперь послушайте свой счетчик.

Устремив все внимание на прут, Маккензи совсем забыл, что на плече у него висит Гейгер, и не слушал его щелчков.

Но после слов Колвилла прислушался.

Счетчик словно взбесился.

Спустя шесть недель, когда Маккензи застолбил участок, оформил все бумаги, привлек химиков-лаборантов, после чего продал участок за кругленькую сумму, когда было точно доказано, что тут богатые урановые залежи, Маккензи вернулся в неуклюжую лачугу на вершине холма.

Он энергично постучал в дверь.

— Колвилл?

— Входите, — послышалось из-за двери.

Маккензи открыл дверь и увидел, что Колвилл упаковывает вещи. Куча машинерии у стены исчезла, а вместо нее посреди комнаты появилась не меньшая груда картонных коробок.

— Лето кончается, — сказал Колвилл. — Пора возвращаться домой.