«Как я могу помочь? Ведь я всего лишь завравшаяся девчонка! – распекала себя она. – Лживая и бесполезная… А что, если?..»

Поток самоуничижений оборвался, когда на ум ей пришла необычная и вместе с тем отчаянная идея. Вероятно – и даже скорее всего, – эта идея окажется не более чем пшиком, однако выбирать не приходится.

Не могу не заметить, что состояние крайнего отчаяния зачастую является предтечей всего гениального.

– Будь готова, – сказала Локон. – Я попытаюсь кое-что провернуть.

46. Информатор

Следующие несколько дней Локон провела в лихорадочных изысканиях и сопутствующих им тревогах. Многообещающий план был куда опаснее, чем ее опыты с сигнальным пистолем и лозовыми зарядами. Кроме того, на этот раз у нее не было под рукой никаких чертежей и записей.

Бо́льшую часть времени она отдала экспериментам с изумрудными спорами. Это были настоящие дары Изумрудного моря, о ценности которых она прежде и не догадывалась. Впрочем, Локон не первая и отнюдь не последняя, кто заблуждался и будет заблуждаться на их счет. И ничего удивительного в этом нет. Чем больше она узнавала о спорах, тем меньше боялась. Так обычно и бывает, ведь страх и знание играют по разные стороны сетки.

Разумеется, из этого правила есть исключения. Например, ему не подчиняются некоторые личности. Большая группа людей сама по себе не вызывает опасений, но в ней обязательно найдется парочка индивидов, которые своим обликом или поведением обязательно вас напугают. И чем больше вы узнаете об этих субъектах, тем сильнее будет ваша тревога. Но что касается человеческого общества в целом, то где знание, там и эмпатия, а эмпатия ведет к пониманию.

Эксперименты с изумрудными эфирами, исполняющими мысленные приказы в обмен на живительную влагу, Локон теперь воспринимала едва ли не как игру. За эти дни она мастерски выучилась обращаться с лозами: заставляла их виться спиралями, вздыматься к потолку мощными стволами и даже замедлять рост, сдерживая свою невероятную силу.

Работая с лозами, Локон, как и прежде, ощущала чье-то незримое присутствие. Сознанием это назвать было нельзя, скорее слабый намек на него. Локон предположила, что это сознание самой Изумрудной луны или тех древних материнских лоз, что произрастают на ее поверхности.

Не считая кратких перерывов на сон и помощи Форту в готовке, Локон практически все время отдавала упражнениям с лозами. Но, ежедневно наблюдая за командой в течение ужина, она беспокоилась все сильнее.

На третий день после беседы с Салэй девушка трудилась у себя в каюте, уча изумрудную лозу обвивать ее пальцы как можно нежнее. Корабль держал курс прямиком на Багряную луну, и Локон могла видеть в иллюминатор споропад. С каждым днем корабль все ближе подходил к падающим спорам, а значит, как успела догадаться Локон, и к месту назначения. Где же еще располагаться логову дракона, если не рядом со споропадом или не в нем самом? Это же очевидно.

Не на каждом из морей это бросается в глаза, однако выпадающие из эпицентра лунагри споры всегда ложатся горкой – точно песок в нижней половине песочных часов. Принимая во внимание этот факт, приходишь к выводу, что море спор не столько море, сколько гора. Пускай пологая, малозаметная невооруженному глазу, но все-таки гора, причем размером с целое королевство. И чем ближе судно подбиралось к лунагри, тем сложнее становилось не обращать внимания на движение вверх по наклонной плоскости.

Спустя немного времени уклон увеличился настолько, что все предметы на столе Локон грозили соскользнуть на пол. Спокойно смотреть на горизонт не представлялось возможным, поскольку все относительно его линии находилось под таким углом, какой обычно выбирает для съемки студент киноакадемии, только что открывший для себя жанр авангардного кинематографа.