Но в этом выборе я руководствовался соображениями, которые по
существу сводились - как я слишком поздно понял - к жалкому компромиссу. И
все это только показывает, как ужасно глуп был бедный Гумберт в любовных
делах.
8
Хоть я говорил себе, что мне всего лишь нужно сублимированное
pot-au-feu и живые ножны, однако то, что мне нравилось в Валерии, это была
ее имперсонация маленькой девочки. Она прикидывалась малюткой не потому, что
раскусила мою тайну: таков был просто ее собственный стиль - и я попался. На
самом деле этой девочке было по крайней мере под тридцать (никогда я не мог
установить ее точный возраст, ибо даже ее паспорт лгал), и она давно уже
рассталась со своей девственностью при обстоятельствах, менявшихся по
настроению ее памяти. Я же, со своей стороны, был наивен, как только может
быть наивен человек с сексуальным изъяном. Она казалась какой-то пушистой и
резвой, одевалась в la gamine, щедро показывала гладкие ноги, умела
подчеркнуть белизну подъема ступни черным бархатом туфельки, и надувала
губки, и переливалась ямочками, и кружилась в тирольской юбке, и встряхивала
короткими белокурыми волосами самым что ни на есть трафаретным образом.
После краткого обряда в ратуше я привез ее на новую квартиру и
несколько удивил ее тем, что до начала каких-либо нежностей заставил ее
переодеться в простую детскую ночную сорочку, которую мне удалось украсть из
платяного шкафа в сиротском доме. Брачная ночь выдалась довольно забавная, и
моими стараньями дура моя к утру была в истерике. Но действительность скоро
взяла верх. Обелокуренный локон выявил свой чернявый корешок; пушок
превратился в колючки на бритой голени; подвижный влажный рот, как я его ни
набивал любовью, обнаружил свое мизерное сходство с соответствующей частью
на заветном портрете ее жабоподобной покойной матушки; и вскоре, вместо
бледного уличного подростка, у Гумберта Гумберта оказалась на руках большая,
дебелая, коротконогая, грудастая и совершенно безмозглая баба.
Это положение длилось с 1935-го года по 1939-ый. Единственным
достоинством Валерии была кротость, и как ни странно, от этого было уютно в
нашей убогой квартирке: две комнатки, дымный вид в одном окне, кирпичная
стена в другом, крохотная кухня, башмачной формы ванна, в которой я
чувствовал себя Маратом, даром что не было белошеей девочки, чтобы меня
заколоть. Мы провели с женой немало безмятежных вечеров - она, углубившись в
свой "Paris Soir", я, работая за валким столиком. Мы посещали кино,
велодром, боксовые состязания. К ее пресной плоти я обращался лишь изредка,
только в минуты крайней нужды, крайнего отчаяния. У бакалейщика по ту
сторону улицы была маленькая дочка, тень которой сводила меня с ума;
впрочем, с помощью Валерии, я все же находил некоторые законные исходы из
моей фантастической беды. |