— Нет… я подумал не об этом, — вдруг пробудившись сказал Джейсон, стараясь отгородиться от печальных воспоминаний и внезапного вопроса мистера Трента. — я только что подумал, как она могла выглядеть, когда ее нашли в зарослях.

— Как она выглядела?

— Ужасно, укутанная во все это.

— Укутанная во что?

— В ветки, в кусты, в траву.

— Почему это тебя расстраивает?

Этот вопрос, как и вся цепочка вопросов, заставил Джейсона задержаться с ответом. Ему не хотелось говорить об этом с каким-нибудь незнакомцем. Это было похоже на иголки, которые мистер Трент все время будто пытался воткнуть ему в сердце.

— Я не хочу об этом говорить, — сказал Джейсон.

— Об Алисии или о том, как ее нашли?

Джейсон кивнул.

— Понимаю, как это жестоко для тебя, с тех пор, как она стала твоим лучшим другом. Но иногда было бы лучше об этом говорить, нежели, держать внутри себя. Может быть, эти вопросы как раз помогут тебе и расследованию.

— Как это может помочь? — несколько смягчился Джейсон.

Голос мистера Трента стал мягким и ненавязчивым, а сам он вдруг начал выглядеть дружелюбно.

— Это — глубокая душевная травма, Джейсон. Шок. Когда такое происходит — смерть друга, например, то оно наносит неизлечимые раны, которые намного глубже, чем ты можешь себе представить. И иногда необходимо выразить свою печаль, гнев, сожаление…

— Сожаление? — слово прозвучало странно.

— Иногда ты о чем-то сожалеешь.

— Мне жаль, что Алисия… думаю, мне жаль о том, что с ней случилось. О чем еще я могу жалеть?

— Об этом ты должен рассказать, Джейсон. Ответ за тобой. Я не могу дать тебе на это ответ.

Удивившись и придя в замешательство, Джейсон снова ощутил жажду. Мистер Трент не принес ему что-нибудь попить. Во рту пересохло, язык, будто покрылся коркой. Ему показалось, что если он попытается проглотить слюну, то подавится. Он когда-то слышал, что глотание слюны — это рефлекторная реакция, которая не спасает от жажды, к тому же слюною можно подавиться. И он уже начал давиться, всего лишь подумав о том, что не надо глотать слюну. К тому же он вспотел. Рубашка прилипла к спине. В панике он начал задыхаться. Когда он говорил, то его голос скрипел, будто квакала лягушка.

— Что? — спросил мистер Трент.

Джейсон нашел еще немного слюны, чтобы обмочить горло и при этом не подавиться.

— Пить, — сказа он. — Можно ли попросить у вас стакан воды?

Заметив, что мистер Трент колеблется, он добавил:

— Я больше не сбегу, — и тут же пожалел, сказав это слово.

— Ты выглядишь расстроенным. Ты расстроен своими сожалениями?

— Я просто хочу пить.

— Все правильно, — сказал Трент. — Я найду тебе что-нибудь попить. Ты многое значишь для нашего следствия, Джейсон, поэтому нужно дать тебе воды, чтобы ты почувствовал себя лучше.

Почему-то Джейсону показалось, что эти слова несли в себе угрозу. Будто его жажда была своего рода признанием. А если не признанием, то чем?

Трент направлялся к двери, уже зная, что можно удалить из протокола, нарушая правила. Но его успех в значительно степени был результатом следования собственному инстинкту, а инстинкт подсказывал ему, что нужно действовать аккуратно, нитку за ниткой вытаскивать из мальчишки полное признание вины. Ему было интересно, стоит ли за дверью в коридоре Сара или нет?

В коридоре никого не было.

Он осмотрел содержимое автомата, продающего напитки, и вложил в щель несколько монет.

Вернувшись с холодящей ладонь банкой «Кока-Колы», он немного подождал у двери снаружи, в надежде на то, что кто-нибудь все-таки здесь присутствует.