|
Романтики полагают, что больше всего их интересовала любовь, и кажется невозможным представить, что гораздо больше этих людей интересовали деньги. Основоположники Вест-Энда — люди, постоянно искавшие выгоду с тем же рвением, что и наши современники, живущие в Лондоне, Нью-Йорке или Йоханнесбурге. Финансовое чутье, которое ошибочно ассоциируется только с сегодняшним временем фондовых бирж и телефонов, было очень хорошо развито в эпоху шпаг и атласа. Под огромными париками скрывался острый и цепкий ум. Думаю, что, например, доктор Николас Барбон (или Бэйрбонс), сын мрачного старого пуританина Бэйрбонса по прозвищу «Хвала Господу», мог бы удивить Лондон и в наши дни.
Барбон, родившийся в 1640 году и живший во времена Веласкеса, Кромвеля, Карла I, Мильтона, Лили и Беньяна, был настоящим бизнесменом в полном смысле этого слова и обладал недюжинным интеллектом. Он написал несколько экономических трактатов по финансовому делу (на его работы ссылался Карл Маркс!). Пожар в Лондоне навел его на мысль о страховании жилья. Но главной сферой его интересов была скупка старой недвижимости и создание новых улиц и площадей. Барбон был великолепным знатоком душ человеческих. Как замечательно описал Барбона в своей «Автобиографии» знакомый с ним лично Роджер Норт! Место действия — Лондон времен Карла II, действующие лица — доктор Барбон и люди, готовые выступить против него. Норт пишет: «Они пришли в условленное место заранее и, подбадривая друг друга, пытались утвердиться во мнении, что доктор должен принять их условия. Так они прогуливались, пытаясь убить время и посматривая, не пришел ли доктор. Наконец кто-то сообщил, что он появился, и все потянулись к столу. Доктор пришел! Он был разодет как постельничий на именинах. Должен признать, что он всегда так выглядел. Эти люди, готовые высказать ему свое несогласие, и в самых оскорбительных выражениях, увидев столь бравого господина, лишь растерянно сняли шляпы. Доктор, как и подобало джентльмену, обратился с витиеватой речью к этим господам и предложил свои условия, которые, как ни верти, неизменно оказывались в пользу вышеозначенных его противников. Все поменялось в один момент. Некоторые не поняли его уловки, другие просто не поверили ему, а остальные пребывали в изумлении, тем временем доктор разыгрывал из себя милейшего человека и настоящего друга. Тех, кто ему не доверял, он стремился подкупить. К следующей встрече некоторые приняли его сторону, остальные последовали примеру. Если кто-нибудь начинал упираться, то доктор Барбон незамедлительно пускал слух, что снесет дом строптивца, а на освободившейся земле что-нибудь построит. Таким образом он доводил упрямцев до сердечного приступа, и они трусливо соглашались на любые условия ради собственного спокойствия и мира». Как часто нам доводилось видеть такого вот доктора Николаса Барбона, но не в расшитом камзоле, а в костюме с Сэвил-роу, выходящего из «роллс-ройса» или сидящего за столом красного дерева с сигарой в холеных пальцах! Как часто мы видели его лицо, излучающее благополучие и внушающее доверие! Полагаю, что если кого-то и можно назвать изобретателем массового производства, так именно Барбона. Его лестницы, которыми ныне мы восхищаемся, каминные полки, оконные рамы и карнизы выпускались тысячами штук. Этот современник Мильтона почти приблизился к идее конвейера и во многом предвосхитил Генри Форда! Барбон — лишь один из тысяч спекулянтов, социальное положение которых колебалось от пэра до ремесленника. Стоит назвать Колена Пэнтона (Пэнтон-стрит), профессионального афериста; Абрахама Стори (Сторис-Гейт), одного из каменщиков Кристофера Рена; сэра Томаса Кларджа (Клардж-стрит), политика; Джорджа Кинга (Кинг-сквер, ныне площадь Сохо), писавшего политические памфлеты. Всех их интересовали деньги. А за спекулянтами приходили первоклассные мастера, готовые строить дома, годами совершенствовавшие свое ремесло. В умелых руках Вест-Энд рос очень быстро, это беспокоило Сити. |
