Николь, правда, считала, что беспокоиться не о чем.

— Это вполне естественно, что барон интересуется сыном, — говорила она. — Он всего лишь хочет видеться с ним, а поскольку знает, что ты его сюда не пустишь, единственным местом их общения остается сад. Что в том плохого?

— Он оскверняет все, к чему прикасается, — ответила я. — Что я могу предпринять?

— Ничего, — спокойно ответила Николь. — Ты не можешь запретить Кендалу ходить в сад. Он захочет узнать причину. Ты только огорчишь ребенка, вот и все. Пусть ходит. Пусть играет там с воздушным змеем. Ничего страшного.

— Я боюсь, он попытается отобрать у меня Кендала.

— Исключено. Как ты себе это представляешь? Похищение? Нет, нет…

— Он сам устанавливает законы.

— Но на это не пойдет. Куда он отвезет ребенка? В Сентевилль? Конечно же, нет. Он хочет всего лишь время от времени видеться с сыном.

— Николь… ты с ним встречалась?

— Да, — ответила она.

— А мне ничего не сказала.

— Это была мимолетная встреча, и я не хотела тебя огорчать. Между прочим, он обеспокоен сложившейся ситуацией. И не только он.

— Какой ситуацией?

— Мы на грани войны. Император стремительно теряет популярность. После всего того, что произошло в нашей стране к концу прошлого века, французы стали очень впечатлительными людьми.

Ей удалось рассеять мои страхи относительно Кендала, но теперь было довольно сложно сосредоточиться на работе, когда он отправлялся с няней на прогулку. Я изменила его распорядок дня так, что теперь он гулял днем, когда я могла пойти с ним. Отныне по утрам он должен был заниматься. В конце концов, ему было уже почти пять лет.

Зная, что всю неделю Кендал не виделся с бароном, я была удивлена тем, что он не вспоминает о «мсье из сада». И начала понимать, что дети почти все принимают как должное. Мсье гулял в саду, разговаривал с ним, подарил змея… а потом перестал приходить. Для ребенка это было в порядке вещей.

Я вздохнула с облегчением.

Когда к нам приходили гости, они постоянно обсуждали то, что все теперь называли сложной ситуацией.

— Как вы полагаете, сколько времени продержится Вторая империя? — как-то спросил меня один из гостей.

Я не понимала, что его так взбудоражило. Хотя, разумеется, у меня не было бабушек и дедушек, испытавших ужасы революции.

— Многим сейчас кажется, что они живут на вулкане, — заметил второй гость.

— Император не имеет никакого права совать свой нос во внутренние дела Дании и в конфликт между Австрией и Пруссией, — добавил еще кто-то.

— У Франции сильная армия, а это, согласитесь, веский аргумент, — возразили ему.

— Не верьте этому. И этим пруссакам тоже не стоит доверять.

Я была слишком озабочена собственными проблемами, чтобы задумываться над всем этим.

Июль 1870 года вошел в историю как роковой для Франции месяц.

В один из его самых жарких дней Николь, вернувшись с прогулки, взволнованно сообщила, что Франция объявила войну Пруссии.

В тот же день я получила письмо, заставившее меня забыть о войне. Письмо было от Клэр и содержало страшное известие.

Моя дорогая Кейт!

Я не знаю, с чего начать. Произошло нечто ужасное. Умер твой отец. Это случилось так внезапно. Конечно, он уже почти полностью ослеп. Кейт, он делал вид, что смирился с болезнью, но это оказалось совсем не так. Он часто поднимался в мастерскую, где вы с ним провели вместе столько счастливых часов, и подолгу сидел там.