— О Николь! — прошептала я, охваченная раскаянием и стыдом. Она давным-давно могла покинуть Париж. Если бы не я…

— Кейт…

— Да?

Она вяло улыбнулась мне. В ее лице не было ни кровинки. Если бы не глаза, можно было бы подумать, что она мертва.

— Я… я хочу рассказать тебе…

— Тебе нельзя говорить.

— Это мой… конец. Странно… Погибнуть на парижской улице. Мне всегда хотелось знать, каков будет мой конец… Теперь знаю.

— Тебе нужно поспать.

Она улыбнулась.

— Хочу, чтобы ты… поняла.

— Я и так понимаю, мой дорогой друг, что без тебя я никогда бы не справилась со своими бедами.

Мои глаза затуманились слезами.

Казалось, она пытается покачать головой.

— Это все он… Кейт.

— Он?

— Барон.

— Он сейчас пребывает в своей норманнской цитадели. И в полной безопасности.

— Попытайся… Кейт. Попытайся понять. Это все был он. Это его дом… Он заботился о тебе…

Что она хотела сказать?

— Не волнуйся, — проговорила я. — Что бы там ни было, теперь это не имеет значения.

— Нет… нет… — бормотала она. — Попытайся понять его. В нем так много хорошего…

Я улыбнулась ей, и в невнятное бормотание закрались нотки нетерпения.

— Он поручил мне… разыскать тебя, Кейт. Все это… не случайно. Он хотел… знать, что о тебе кто-то заботится.

— Ты хочешь сказать, что все это время он знал, где я нахожусь?

— Это его дом, Кейт. Он позаботился обо всем… за все заплатил… все устроил… и роды тоже… не переставал… заботиться о тебе… Он посылал людей, которые заказывали… портреты. Видишь, Кейт… ему не все равно.

Это было уже слишком. Сначала один шок, а затем другой. Так, значит, барон наблюдал за мной. Все это время он точно знал, где я нахожусь. Должно быть, догадался, что у меня будет ребенок, и послал Николь заботиться обо мне… притворившись другом… Нет, только не это. Она действительно была мне верным другом. Но вначале пришла по его поручению. Он предоставил в мое распоряжение комфортабельный особняк с прекрасной мастерской. Николь исправно докладывала ему обо всем, а со временем он и сам пришел в Люксембургский сад, чтобы взглянуть на своего сына.

Это было шокирующее открытие, но сейчас оно не показалось мне таким уж важным. Передо мной лежала Николь, и она… умирала. Да, я понимала, что она умирает. И уже никогда не вернется к нам. Ее богемная жизнь хозяйки элегантного салона и любовницы одного из самых влиятельных вельмож Франции окончилась на парижской улице, и теперь она умирала в больнице для бедных.

— О Николь! — воскликнула я. — Милая Николь, ты должна поправиться. Ты должна вернуться к нам.

Она улыбнулась мне. Ее глаза уже начинали стекленеть.

— Все кончено, — ответила она. — Я умираю. Моя рана слишком серьезна. Это… конец. Рада, что ты пришла, Кейт. Я должна была поговорить с тобой… перед уходом. Прости его. В нем много хорошего. Ты должна понять…

— Не говори о нем.

— Я должна. Я должна заставить тебя понять, как все было. Я любила его… по-своему. Он любил меня… тоже… по-своему… легкомысленно. Не так, как он хочет любить тебя. Ты можешь сделать его лучше, Кейт. Пожалуйста, попытайся.

— Ты не должна сейчас думать о нем, Николь.