— Позже. Посиди. Давай поговорим…

Я вопрошающе посмотрела на него.

— Как странно, — произнес барон, — даже вспоминать то время, которое мы провели в башне. О, какое это было время! Какое удивительное приключение!

— Я все это восприняла несколько иначе.

— Но забыть невозможно!

— Вот с этим согласна, — язвительно откликнулась я.

— Кейт.

— Что?

— Когда я лежал здесь, в самом начале… и наблюдал за тобой… Я только делал вид, что нахожусь без сознания…

— Подобные хитрости вполне в вашем духе.

— Ты ухаживала за мной так… мне показалось… нежно…

— Вы были ранены.

— Да, но это была… особая забота… словно я тебе не безразличен. Не так ли?

— Я думала лишь о том, что вы спасли жизнь моему сыну.

— Нашему сыну, Кейт.

Я промолчала, а он продолжал:

— Я влюблен в тебя.

— Вы? Влюблены! Это невозможно, если только речь не идет о вас самом. Но этой любовной связи столько лет, что она не заслуживает особого упоминания. Более того, эти комментарии совершенно излишни.

— Мне приятно твое общество, Кейт. Мне нравится, как ты все время ставишь меня на место. Это вдохновляет и подстегивает, не позволяя расслабиться. Ты отличаешься от всех женщин, которых я когда-либо знал. Ты — великий художник, и ты очень хотела бы презирать меня, но у тебя это плохо получается. Ты притворяешься, Кейт… вот в чем все дело. Ты ведь и сама знаешь, что я тебе нравлюсь… и очень сильно.

— Я благодарна вам за то, что вы спасли жизнь Кендалу. И уже много раз об этом говорила. Как и о том, что я благодарна за то, что вы пытались увезти его из города.

— Я хотел увезти и тебя.

— Вы приехали за мальчиком.

— Я приехал за вами обоими. Ты же не думаешь, что я мог бы забрать его и оставить тебя? Я никогда не смог бы это сделать… Ты очень беспокоишься о Кендале?

Я кивнула.

— Он стойкий парень. И мой сын. Выкарабкается… впрочем, как и все мы.

— Я боюсь, что со мной что-нибудь случится. Да, я очень этого боюсь. Что тогда будет с ним? Что случается с детьми, если их родители погибают… или умирают от голода?

— О Кендале можешь не беспокоиться. Я обо всем позаботился.

— Что вы имеете в виду?

— Я его обеспечил материально.

— Когда вы успели это сделать?

— Когда увидел его, когда убедился в том, что он мой сын. Я все устроил так, что он будет хорошо обеспечен, что бы ни произошло с нами.

— В оккупированной стране? Вы же представляете себе, что происходит с имуществом людей, проживающих на захваченной врагом территории. А ведь все идет к тому, что Франция падет окончательно…

— Я разместил его деньги как в Париже, так и в Лондоне. В конце концов, он наполовину англичанин.

— Вы в самом деле это сделали?

— Ты смотришь на меня так, словно я волшебник. Может быть, в твоих глазах я действительно волшебник, и это бесконечно приятно предполагать, но в принятых мною мерах нет ничего сверхъестественного. Это может сделать любой коммерсант. Видя, куда мы катимся, я собирался уехать на какое-то время из страны, но при этом забрать с собой тебя и малыша. Впрочем, этот план провалился. Но, во всяком случае… если малыш останется один, в Лондоне есть люди, которые его разыщут и позаботятся о нем.

Я не могла вымолвить ни слова. Он излучал силу и власть, даже лежа на одре болезни в осажденном Париже.