Твои работы ничуть не хуже моих… и они становятся все лучше и лучше. Я бы не удивился, если бы ты превзошла всех Коллисонов. Тогда бы это стало моим утешением…
Так мы беседовали и трудились. При этом я следила за тем, чтобы самая тонкая работа доставалась мне и ему не приходилось напрягать глаза. Все это, несомненно, меня еще больше подстегивало, и я понимала, что мои мазки должны, обязаны становиться все более и более уверенными. Иного попросту не дано.
Время поистине великий лекарь, и я верила в то, что оно поможет отцу смириться со своей судьбой. Он все равно будет смотреть на окружающую жизнь глазами художника, всегда будет писать картины, даже не беря в руки кисти. Он будет лишен любимого дела… но не потеряет все… во всяком случае, пока. Именно это я и внушала ему.
А тут произошло это знаменательное событие.
Мы только что вернулись с вечеринки в докторском доме. Иви тоже всегда приглашали на подобные мероприятия как полноправного члена нашей семьи. Ее приглашала даже скрупулезно соблюдающая условности леди Фаррингдон, поскольку, в конце концов, Иви приходилась родственницей самому графу!
Этот вечер ничем не отличался от всех прочих. Кроме нас в гостях у доктора была семья викария. Она включала преподобного Джона Мэдоуза и двоих его взрослых детей, Дика и Франческу. Дик учился на священника, а Франческа после смерти матери занялась домашним хозяйством. Я была хорошо с ними знакома. До того, как появилась гувернантка, я каждый день приходила к ним на занятия, которые проводил второй священник. Это был не жених Иви, а его предшественник, серьезный джентльмен средних лет, всем своим существованием подтверждавший мысль о том, что иногда вторые священники до конца жизни остаются на своем скромном посту.
Нас, как всегда, ожидал теплый прием со стороны доктора, миссис Кэмборн и их дочерей-близнецов. Близнецы были так похожи, что мне редко удавалось отличить их друг от друга. Я любила наблюдать за ними и при этом всегда спрашивала себя, что может чувствовать человек, рядом с которым постоянно находится некто, как две капли воды похожий на него. В их именах, а их звали Фейт и Хоуп, мне казалось, была заключена некоторая ирония. Отец часто сожалел в шутку, что у доктора и его жены не родилась тройня. Тогда к ним прибавилась бы и Черити.
Хоуп была смелее сестры. Когда кто-то обращался к обеим сестрам, всегда отвечала именно она, Хоуп. Фейт во всем полагалась на нее. Прежде чем вымолвить хоть слово, она всегда оглядывалась на сестру, как бы ожидая поддержки. Я часто думала, что между ними были поровну распределены все человеческие достоинства и недостатки.
Хоуп была способнее в учебе и всегда помогала Фейт, которой науки давались с большим трудом. Фейт была очень аккуратной и, по словам их матери, постоянно устраняла беспорядок, который оставляла после себя Хоуп. Фейт была талантливой рукодельницей, Хоуп не умела делать ничего.
— Я так рада, что они любят друг друга, — часто повторяла их мать.
То, что между ними существует некая мистическая связь, как это часто бывает с близнецами, не вызывало у меня ни малейших сомнений. Они были совершенно одинаковыми внешне и в то же время такими разными. Мне казалось, было бы интересно написать их портреты и посмотреть, что получится. Часто случалось, что на миниатюрном портрете, как по волшебству, проявлялись затаенные черты характера изображаемого человека.
Дик Мэдоуз много говорил о себе. Он уже почти окончил учебу и собирался начать подыскивать себе приход. Очень способный молодой человек, думала я. Несомненно, он опередит жениха Иви.
Франческа Мэдоуз была спокойной и здравомыслящей девушкой. Казалось, жизнь ее вполне устраивает, так что она с удовольствием занималась церковными делами и домашним хозяйством.
Это был самый обычный вечер, ничем не отличавшийся от множества других. По пути домой я размышляла над тем, какая же все-таки обыденная у меня жизнь… как, впрочем, и жизнь всех окружающих. |