— Щепотку аконита или немного настойки ландыша, и он отправится к дьяволу, где ему самое место.

Услышав это, Пэн бросилась к женщине и стала выталкивать ее вон из комнаты.

— Уходи, Твисл, он слишком слаб, чтобы выслушивать твои безумные разглагольствования.

Когда дверь закрылась, он снова попытался сесть. Ему удалось опереться на предплечье. Пэн взяла миску, полную густого темно-зеленого супа. Держа ложку и казалось, собрав все свои силы, она приблизилась к нему. Прежде чем он успел остановить ее, она впихнула ему в рот полную ложку бульона и продолжала весело болтать, как бы защищаясь от его присутствия.

— Вы не должны обращать внимания на Твисл. Ее отец избивал ее, а пятеро братьев делали то же самое с его позволения. Один из них лишил ее клока волос на макушке. Вот почему она всегда носит льняной платок. Сейчас ей лучше, чем раньше. Она хорошо ладит с Эрбутом, Сниггсом и Дибблером.

Теперь он подавился, когда попытался проглотить бульон и вспомнил, что его приготовила Твисл. Он оттолкнул ложку и указал на миску.

Она подпрыгнула, когда его рука оказалась рядом с ее рукой.

— Что?

Когда он не сделал попытки дотронуться до нее, Пэн успокоилась. Потом она посмотрела на бульон.

— О, — она покачала головой. — Не бойтесь. Твисл не стала бы Вас травить без моего на то позволения. — Она попробовала бульон. — Видите? Он безвреден. Это просто джоутес с миндальным молоком.

Он опустился на подушки и отвернулся от предложенной пищи. Его голова кружилась от обилия незнакомых ощущений. Эта женщина приводила его в замешательство именно тогда, когда он менее всего мог это вынести. Он оставил попытки понять ее опасения, ее непредвиденные перемены настроения, потому что испытывал слабость и неудобство. Господи, ведь он даже не знал собственного имени. Чем больше он старался прояснить туман забвения, тем гуще становилась мгла Размеры его собственной беспомощности заставляли его чувствовать себя таким беззащитным и уязвимым, что он невольно поежился.

— Я Вас утомила.

Этот легкий воздушный голос проплыл к нему, обернул его в сверкающие кольца и привязал его к чему-то осязаемому.

— Простите меня, — продолжила Пэн. — Я все болтаю и болтаю, а Вам плохо.

Он почувствовал, как ее руки натянули покрывало ему до плеч и погладили их. По крайней мере, она не боялась, когда он был утомлен. Каким-то образом это прикосновение сделало боль и мысли терпимыми.

— Вы не должны волноваться, — посоветовала она. — Твисл считает, что Вы со временем вспомните, кто Вы. Лодка с припасами будет здесь через несколько недель. — Она замолчала, а потом сказала как бы про себя: — Времени много, но это делу не поможет. Но в то же время у нас есть проблема. Я бы отправила Вас в Англию, но я не уверена, что Вы англичанин. Если я ошиблась и Вы француз, не хотелось бы отправлять Вас туда, где Вас могут арестовать как паписта. Ну, разговоров на сегодня достаточно. Я пойду и дам Вам отдохнуть.

— Нет! — он резко сел и выругался от боли в голове. Она тут же бросилась к нему, по-видимому, забыв собственные опасения при виде его страданий. Ее рука поднялась и почти коснулась его плеча, но остановилась в дюйме.

Тяжело дыша от приступа боли, он смотрел на эту руку, на пальцы с розовыми ноготками. Он тут же возжаждал ощутить прикосновение этой руки к своей коже. Он смотрел на нее снизу вверх, не осмеливаясь шевельнуться. Она встретилась с ним взглядом и приоткрыла губы, ее глаза расширились.

Но он все еще ждал, желая, чтобы она его коснулась. Ее рука шевельнулась. Он чувствовал ее жар. А затем ее пальцы сложились в кулак. Она моргнула, как бы очнувшись от сна, убрала кулак за спину, и он еле удержался от проклятия.