– Я не пыталась проникнуть на такое далекое отсюда расстояние, на которое они уже удалились. – И обратилась к Динитаку. – Я так легко обнаружила твоего отца, потому что на нем тоже был шлем. Когда я послала свои мысли вперед, в поиск, то первое, что почувствовала, было мысленное сообщение, идущее от него. То устройство, что у него осталось, более мощное, чем это, не так ли?

– Это так, мадам. Последняя модель. Я не посмел ее взять: он никогда с ней не расстается.

– Он использует ее, чтобы распространять безумие, как мы и опасались. То заклятие забвения, которое наложили маги в конце войны по твоему приказу, Престимион: как ты и предполагал, оно создало слабые места во многих умах, слабые места в структуре, сквозь которые легко прорваться. Чтобы это сделать, не требуется большого усилия. И если этот человек, применяя шлем, просто прикоснется к таким людям…

У Престимиона вырвался почти болезненный стон.

– Мама, это надо прекратить!

Он глубоко страдал. Деккерет в ужасе смотрел на него.

– Это может оказаться не так просто, – мрачно произнес Мондиганд‑Климд. – Он использует шлем, чтобы защитить себя и своего хозяина от нападения, не так ли, леди Терисса?

– Да. Вы это почувствовали? Он устанавливает нечто вроде щита, поэтому мне было трудно установить с ним контакт. Даже когда я наконец‑то проникла сквозь этот щит, то все было затянуто плотной пеленой. И я не сумела бы определить местоположение его лагеря точнее, чем в пределах пятисот миль.

– Конечно, не могла бы, – сказал Престимион. – Весьма вероятно, что Барджазид использует шлем, чтобы спрятать лагерь Дантирии Самбайла от нападающих. Акбалик говорил об этом. Облако непроницаемости – так он это называл. Он считал, что прокуратор воспользовался услугами мага, чтобы создать его при помощи заклинаний. Но потом, когда я рассказал ему историю встречи Деккерета с Барджазидом в Сувраэле и о его шлеме, Акбалик высказал предположение, что постоянные исчезновения Дантирии Самбайла – это работа Барджазида.

– В этом можно быть уверенным, милорд, – сказал Динитак. – Несложно использовать шлем для создания этого облака непроницаемости, как вы его назвали, вокруг человеческого сознания. Я и сам мог бы это сделать. Я мог бы стоять прямо здесь, а вы бы думали, что я исчез у вас на глазах.

Престимион повернулся к мальчику.

– Ты думаешь, – спросил он, – что один из этих шлемов можно использовать для противодействия силе другого шлема?

– Это возможно, милорд. Это будет нелегко, так как мой отец достиг большого искусства в обращении с этими устройствами, и он всегда опасный противник, – но, по‑моему, это можно сделать.

– Тогда решение нашей проблемы очевидно. Мы используем тот шлем, который у нас, для контрудара.

Если все пройдет хорошо, мы вычеркнем Барджазида и его устройство из уравнения, и распространение безумия закончится, а Септах Мелайн и Гиялорис смогут найти Дантирию Самбайла и атаковать его. Что скажешь, мама? Ты сможешь это сделать, как ты считаешь?

Леди Терисса посмотрела прямо сыну в глаза. И ответила ровным голосом, в котором не слышалось ни малейшей теплоты:

– Я привыкла использовать свои силы для исцеления, Престимион. Не для войны. Не для нападения на людей – даже на таких, как этот Барджазид. Или Дантирия Самбайл.

Ее неожиданный ответ больно задел Престимиона.

В его глазах вспыхнуло изумление, щеки покраснели.

Но самообладание быстро вернулось к нему, и он ответил:

– Ох, мама, ты не должна считать это нападением!

По крайней мере, попытайся посмотреть на это как на контратаку. Это они – агрессоры. Что тебе еще остается делать, как не защищать невинных людей от нападения злых сил?

– Возможно.