Блейд также догадывался, что вынужденная посадка ничем ему не грозила. Флаер упал в водный поток, и жизнь человека была в безопасности; в иных обстоятельствах начал бы функционировать автопилот, который должен был мягко приземлить машину. Его никто не хотел уничтожить, его только остановили, сбросив вниз с небес. К сожалению, внизу находились парная баня экваториального течения и сожженная солнцем скала Ай‑Рит с ее гнусными пещерами. Однако обитавшие в Ратоне затворники имели об этом самое смутное представление.

Он выровнял флаер и сбросил скорость. Теперь они медленно летели над рекой, над розовеющей прохладой вод, стремившихся на юг, к Кинтанскому океану. Река была огромна; ее бассейн вместе с притоками занимал половину материка. Пожалуй, на Земле с ней могла сравниться только Амазонка – если не чистотой и свежестью, то хотя бы размерами. Этот поток, Зайра, извергался с северных гор и торил путь по плодородной равнине на протяжении двух тысяч миль, вбирая несколько крупных рек с запада и востока. Затем мощное течение пробивалось сквозь Прибрежный хребет; там был гигантский каньон, чудо природы, которое Блейд хотел со временем осмотреть. Весь бассейн Зайры и ее притоков был густо заселен и, как сообщали фильмокниги, тут обитало шестьдесят миллионов, больше половины населения страны.

Не отрывая взгляда от розово‑серебристой ленты, брошенной меж зеленых луговых ковров и курчавых изумрудных припухлостей рощ, Блейд спросил:

– Ну, Састи, что дальше?

– Вернемся в Хораду и пойдем завтракать. Ты ведь еще не был у меня? Посмотришь мой маленький музей.

Она явно не поняла смысл вопроса.

– Музей – это очень интересно, но я не о том, – Блейд попрежнему пристально разглядывал реку. Там плыли корабли – обтекаемые торпеды больших грузовых барж и пассажирских судов, среди которых встречались парусные бриги и каравеллы – точь в точь похожие на сожженную «Катрейю». С высоты они казались изящными игрушками. – Я не о том, Састи – повторил странник, вздохнув. – Я закончил учебный курс, научился управлять флаером и пользоваться некоторыми вашими… ммм… приборами, – он сделал вид, будто вспоминает непривычное слово. – Что же дальше? Что вы намерены со мной делать?

– Не знаю, – медленно сказала Азаста. – Мы еще не решили. Понимаешь, Эльс, такого еще не было… Никогда человек, родившийся и выросший на севере, пусть даже наполовину наш по крови, не появлялся в Ратоне. ‑Женщина подняла взгляд на Блейда, ее синие глаза были печальны. – В варварских странах очень мало людей Хорады… семнадцать, если говорить точно. Те, кому повезло прижиться там, годами оторваны от родины. Мы не можем брать со своих наблюдателей обета безбрачия, но их дети, достигшие пяти‑шести лет, всегда оставались на севере. Это закон, Эльс, один из немногих наших законов. Ты – первый, кто сумел добраться сюда.

– Вы пытались меня остановить… потом устроили проверку, которая стоила жизни Найле, – угрюмо заметил Блейд. – Неужели один человек представляет для вас такую опасность?

– Во‑первых, мы не знали, в чьи руки попал флаер… только предполагали… – теперь Састи сосредоточенно смотрела на свои колени. ‑Во‑вторых, насчет опасности… Все не так просто, Эльс. Да, один человек не опасен; мы можем его усыпить и переправить назад, хотя это не легко сделать. Но он же не станет молчать! Его рассказы об увиденном – пусть мельком ‑придадут древним легендам достоверность факта.

– У вас есть снадобья, заставляющие забывать, – напомнил Блейд.

– Не снадобья, а установки для нейротерапии. Это очень сложное дело ‑убрать из памяти кое‑что, не затронув всего остального… Медики применяют их для лечения, и только с согласия пациента.