Он сделал паузу. Блейд тоже молчал, обдумывая, как бы сформулировать очередной вопрос, не обнаруживая слишком глубоких познаний в сфере человеческой психологии. Агрессивность присуща разумным существам издревле; как иначе они могли бы обороняться от хищников, добывать пищу, отвоевывать богатые охотничьи угодья, защищать свои дома, поля и скот? В определенном смысле, агрессивность и разум идут рука об руку, рядом с тягой к сотрудничеству, осторожностью и неистребимым любопытством. Так считали специалисты на Земле, так писалось во всех учебниках, но не мог же Аррах бар Ригон, айденский нобиль, использовать подобную терминологию!

К счастью, Клевасу не были нужны наводящие вопросы.

– Видишь ли, мой драгоценный принц, ттна не знакомили нас со своей древней историей. Возможно, корни ее уходят в столь далекое прошлое, о котором они сами забыли. Но ясно одно: либо эти создания никогда не обладали агрессивным инстинктом, либо он был начисто утерян в процессе миллионнолетней эволюции… Ты понимаешь, что я говорю?

Блейд кивнул.

– Что ж, превосходно, – Клевас огладил бородку – точь в точь как земной профессор, довольный сообразительным студентом. – Некоторые особенности физиологии ттна позволяют предположить, что их отдаленным предком являлась не всеядная и хищная обезьяна, а более миролюбивое создание, что‑то вроде гигантского травоядного ленивца. У ттна были сильно развиты телепатические способности – возможно, унаследованные от их доисторического предшественника… Такая особенность является мощным фактором в борьбе за выживание, сын мой. Не надо убивать хищника, если можно приказать ему убраться прочь.

– Однако вспомним, что случилось потом, – произнес Блейд и начал читать конец баллады:

Два поколения прошло.

Хайриты жили во мраке бесчестья,

Не в силах достичь Великих Северных Лесов,

Владея лишь половиной прошлых угодий.

Но не было дня, чтобы воины не искали прохода,

Тропы или тайного тоннеля в горах.

Однажды раскрылась скала,

И отряд храбрецов исчез в ее чреве.

Год, и два, и три ждали люди – никто не возвращался,

Но больше не светились сполохи в небе,

Что прежде играли ночью над горами ттна.

Тогда собрали Дома самых сильных и храбрых,

И воины стали бить скалу там, где пропали их братья.

Они рубили камень, пока не нашли ход;

Широкий и гладкий, он вел в долины, где жили ттна.

Но лишь скелеты лежали там – кости людей и пришельцев,

И хайритские клинки ржавели меж ребер ттна.

Поднялись кланы и вошли под своды тоннелей и пещер,

Поделив меж собой Высокие Долины,

Что даровала им милость Семи Ветров,

И стали те долины их зимним домом

И прибежищем в годы бедствий…

– И что же сие, по‑твоему, значит? – спросил Клевас, когда отзвучала последняя строфа.

– Ттна не смогли приказать хайритам убраться прочь из их убежища и почти все погибли. Почему?

– Они не использовали свой дар, чтобы командовать разумными существами, принц. Это было столь же немыслимым, как убийство! Хайриты перебили три четверти пришельцев, а потом умерли сами – от голода, среди чудесных машин, способных приготовить пищу из камня и воздуха. Вот как это было!

– Это догадки?

– Нет. Мы знаем об этом из записей ттна – тех, что спаслись и улетели на Юг в малых аппаратах, похожих на наши флаеры. Здешний климат плохо подходил им, но они не хотели возвращаться в горы Селгов. Те места внушали им ужас… – историк наполнил бокал, выпил; потом его живые темные глаза скользнули по лицу Блейда. – Кажется, ты хочешь о чем‑то спросить, сын мой?

– В прошлый раз, если не ошибаюсь, вы упоминали еще о паре заключительных эпизодов? – заметил странник.