— Ты не веришь в честных политиков ? — натужно сделал я попытку пошутить.

 — Я лучше поверю в жизнь на Луне. Для этого гораздо больше оснований.

 — Да, — мрачно отозвался я.

 — Э, надсмотрщик, ты чего хмуришься? — иногда Инженер бывал чересчур настырен. — Знакомый твой? — он показал пальцем на телеэкран.

 — В какой-то мере.

 — Ты попал в дурную компанию.

 — Какая есть.

 — Ладно, надсмотрщик. Не расстраивайся, — с сочувствием произнес он.

 — Ну, спасибо.

 Он посмотрел на меня и улыбнулся не слишком уверенно, видно, пытался поддержать меня. И я был ему за это благодарен.

 Глава двадцать четвертая

 Между тем, пока мы с Инженером коротали время вдвоем, перебрасываясь цитатами классиков, пока я выслушивал экскурсы моего пленника в прикладную демонологию, в Москве происходили интересные события.

 На восьмом этаже «стекляшки», в просторном кабинете с окнами на Останкинский пруд прерывисто затренькал сотовый телефон, лежавший на столе размером с добрый бильярд. Седовласый, картинно благородного вида человек, закованный в элегантный крысино-серый — как положено по статусу — костюм, взял телефон и нажал на кнопку.

 — Ты знаешь, что самое худшее? — спросил грубый голос у хозяина кабинета — генерального директора третьего телеканала Вячеслава Иосифовича Патрюханского,

 — Кто говорит? — севшим в миг голосом крикнул в трубку Патрюханский.

 — Я говорю! Я!.. Знаешь, что хуже всего для человека? Хуже всего — это причинить убыток мне…

 — Я… — генеральный директор сглотнул слюну. Толос у него стал тонкий, визгливый — У меня сейчас нет столько денег… Я отдам… Я же готов был.

 — Кого это волнует? Тебе неделя.

 — Да, конечно.

 — И треть к долгу за то, что я сейчас теряю время на разговоры с тобой.

 — Но…

 — Но?… Как думаешь, пес, что осталось от твоего дома?

 — Что? — у теленачальника упало сердце и холодной ледышкой замерло где-то в живите.

 — Ничего не осталось…

 Действительно, только что загородный дом Патрюханского в охраняемом коттеджном поселке, за самом кольцевой дорогой, плавно поднялся вместе с двумя охранявшими его злобными бультерьерами в воздух и приземлился в виде груды кирпичей. Взрывчатки минеры не пожалели.

 Разговор с разъяренным Баши Бадаевым — сгустком злобной адской энергии ростом метр семьдесят и субтильного телосложения — это занятие не для слабонервных.

 Патрюханский не верил, что государство способно его защитить. Тем более от Баши Бадаева, который любил со своими бандитами заглядывать в русские детские садики и больницы, насиловать детей, а постом давать интервью об этом по тому же третьему каналу российского телевидения.

 Гендиректор вообще не верил ни в государство, ни в его лидеров. Он привык, что тут царит закон тайги, и умел жить по нему, притираясь к сильному. Сейчас этот закон был против него. Поэтому на следующий день Патрюханский начал переговоры о продаже своей части акций.

 Часть акций прикупила нефтяная компания. Остальные пришлось передать банку «Ичкер-транзит», прославившемуся еще десять лет назад тем, что через него стянули восемьсот миллионов долларов по фальшивым авизо и переправили в Ичкерию.