Еще в те времена, когда Путанин работал вице-премьером России, они организовали бойкий бизнес. Баши Бадаев воровал людей, угонял их, как скот. Рабы строили в Ичкерии дороги, ремонтировали мосты, всячески ублажали гордых горцев. Кто выживал, тех Путанин, получив из казны деньги, выкупал у своего приятеля. Деньги делили поровну. А еще через банки

 Олигарха сейчас идет финансирование из российского бюджета мятежной территории, которое осуществляется гораздо более регулярно, чем финансирование, например, Тверской области. Да еще прокачивались одно время ичкерские деньги за рубеж — расчеты за оружие и за кредиты на войну с раненым российским медведем. Все у них было просто прекрасно, пока Баши Бадаев не положил глаз на «чучело».

 — Они на войне миллионы делают, — Инженер встал и подошел к окну. — Знаешь, как нежить любит кровь. Нежить любит затевать войны, например, схлестнуть ичкеров с русскими, чтобы на этом здорово заработать.

 — Те, кто считают, что деньги это все, без сомнения готовы на все ради денег, — процитировал я французского писателя-моралиста Пьера Бошена.

 — Именно на все… Нежить обожает хаос и несчастья — именно тогда опять кровь превращается в золото, — Инженер вздохнул. — Гады…

 — Судя по разбору, получается, что «чучело» увели не ичкеры.

 — Это почему? — Инженер обернулся и уставился на меня изучающе, будто я неожиданно заинтересовал его с научной точки зрения.

 — Тогда Баши Бадаев не стал бы требовать долги с Патрюханского, а выпустил бы «чучело» в эфир.

 — Да… Может быть. Так кто украл «чучело»? — недоуменно спросил он.

 — Это вопрос.

 — Кто отлично знал систему охраны, а? — Инженер напрягся, — Кто один мог это сделать?

 — Алибаба, — кивнул я. Эта мысль посещала меня давно, и я забил ее в отчет заказчику.

 — Алибаба, — задумчиво произнес Инженер.

 Пока мы точили лясы с Инженером, Москва вскипала событиями. Притом события эти касались непосредственно нас.

 …Они не стали изощряться: составлять хитроумные планы, заниматься бесполезными умствованиями. Они действовали с той же непринужденностью, как действовали в горах — по принципу: пришел, увидел, пристрелил.

 …Трехэтажный дом в центре Москвы, отнесенный к памятникам культуры, был отреставрирован так мастерски сталью, бетоном и зеркальными стеклами, что ни от памятника, ни от культуры ничего не осталось. Зато там появилось много другого — роскошные аппартаменты, офисные помещения и кабинет самого Абрама Борисовича Путанина. Да, этот дом являлся ничем иным, как столицей империи Олигарха Всея Руси. Путанин предпочитал работать здесь, а не в отстроенном недавно зеленом небоскребе за Савеловским вокзалом.

 В холле за бронированным стеклом сидели охранники, пялясь в экраны монитора и провожая глазами подозрительных прохожих.

 — Ты смотри, — сказал старший смены охраны. — Не нравятся мне они, — он ткнул авторучкой в две фигуры на экране.

 — Чурки, — кивнул его напарник. — Кому они нравятся?

 — Вот их тачка… — старший указал ручкой в изображение «Фольксвагена-гольфа», приткнувшегося к тротуару метрах в тридцати от главного входа в здание. — А вон еще одна машина. Не нравится она мне. Ох, не нравится.

 К зданию приближался выехавший из-за угла просторный мятый в многочисленных дорожных невзгодах белый минивэн «Крайслер».