Звали её Ан-Тоя. Она имела тело юной богини и чистую доверчивую душу. Было непонятно, как столь красивую девушку я не замечал раньше. Несмотря на свою внешнюю хрупкость и нежность, Ан-Тоя была очень сильной, ведь женщины, в отличие от мужчин, от природы рассчитаны на двоих – на себя и ребёнка. Не знаю, но может быть, наш ребёнок всё же появился на свет и вырос без меня. Не знаю…

Времена были первобытные и любовь во мне была такой же: она не умещалась внутри, рвалась из груди. Хотелось петь или пуститься в неистовую пляску, рвануть на груди рубаху, которой на мне не было… Словом, тянуло совершить что-то такое – вот только что именно, я не знал. В своей первобытной влюбленности ощущал в себе столь неимоверную силу, что готов был схватиться в смертельном поединке даже с махайродом – саблезубым тигром, косматым мамонтом или на худой конец с пещерным львом. Но на моё счастье – или несчастье – никого из них рядом не оказалось.

Мы гуляли вместе по лесу и степи. Набрали цветок и вместе – в четыре руки – сплели венок, его я возложил на голову Ан-Тои, он смотрелся на юной красавице лучше, чем какая-либо диадема будущих великих цариц. После великолепного заката мы сидели на остывающей гальке у медленно текущей реки, глядели на её воды и в звёздную высоту с богатейшими алмазными россыпями созвездий. В такие моменты верилось в самую безумную мечту.

Первобытное чувство властно требовало себе выхода. И тогда я, первобытный Ромео, в неудержимом приступе вдохновения куском гранита выцарапал на скале: «МОЯ + ТВОЯ = КРЕПКО ХОРОШО!» Я думал, что в упрощённом варианте фраза будет понятнее тукотумам, когда они выучатся грамоте. Затем эту первобытную формулу любви украсил рамкой, а снизу приписал дату: «Первобытный век, какой-то год, энный месяц, некий день». И расписался закорючкой.

После этого, ретиво размахнувшись, зашвырнул камень далеко через реку и издал торжествующий вопль – крик первобытной любви.

Уходил, чуть пошатываясь от нахлынувших на меня чувств, в голове крутился припев когда-то слышанной песни: «Ах, если б жить, можно было вечно жить, повторяя «Я люблю» днём и ночью, днём и ночью! И дорожить, каждой встречей дорожить, каждым взглядом дорожить днём и ночью…» Было невыносимо осознавать, что мне и вечности было мало для того, чтобы насладиться этим счастьем.

На следующий день, проходя мимо, поглядел на глыбу и ощутил странное чувство, будто я его уже видел: не вчера, а очень давно, в своей прошлой жизни в далёком будущем, которое сейчас казалось мне совершенно нереальным. И неожиданно для себя самого вспомнил, что читал статью в газете и видел телепередачу о загадочной находке: тогда показали эту самую скалу, но только с неизгладимым загаром тысячелетий, потемневшую, обветренную, покрытую морщинами, как многомудрый лоб старца. Со всего света съехались мудрейшие знатоки, специалисты, эксперты, многоучёные мужи. Восторгам их не было предела:

– В этой криптограмме, несомненно, заключены очень важные сведения! Возможно, эзотерические знания древних!

– Ещё бы, просто так, от нечего делать, столь трудоёмкую работу не совершают!

– А вдруг здесь таится завет погибшей тысячи лет назад цивилизации?

– Уверен, расшифровка этих письмен позволит значительно расширить наши познания о прошлом!

– Я думаю, что тут написано нечто чрезвычайно важное и значительное!

– Мудрость седых веков!..

Толкам, предположениям, гипотезам не было предела.

Я подумал, что, несмотря на всю их ошибочность, в самом главном толкователи были правы: во все времена на Земле не было ничего важнее, главнее и значительнее любви…

Каюсь, я совершил неисправимую ошибку, когда после очередного свидания мы с девушкой выкупались в речке, а затем я красиво причесал Ан-Тою, кусочком уголька подкрасил её чудные брови и нарисовал тени, а красным цветком натёр губы и щеки.