Институт  тоже  узнать  было  нельзя:  его  покрыли  кремовой  краской,

пронесли по специальному водопроводу  воду  в  комнату  гадов,  сменили  все

стекла   на   зеркальные,   прислали   5   новых   микроскопов,   стеклянные

препарационные столы, шары по 2000 ламп  с  отраженным  светом,  рефлекторы,

шкапы в музей. И вдруг летом 1928 года произошло то невероятное, ужасное...

     Цветной завиток

     Профессор  зажег  шар  и  огляделся.   Зажег   рефлектор   на   длинном

экспериментальном столе, надел белый халат, позвенел какими-то инструментами

на столе... Гул весенней Москвы нисколько не занимал  профессора  Персикова.

Он сидел на винтящемся трехногом табурете и побуревшими от  табаку  пальцами

вертел  кремальеру  великолепного  цейсовского  микроскопа,  в  который  был

заложен обыкновенный неокрашенный препарат свежих амеб. В тот момент,  когда

Персиков менял увеличение с 5 на 10 тысяч,  дверь  приоткрылась,  показалась

остренькая бородка, кожаный нагрудник, и ассистент позвал:

     - Владимир Ипатьич, я установил брыжейку, не хотите ли взглянуть?

     Персиков живо сполз с табурета,  бросив  кремальеру  на  полдороге,  и,

медленно вертя в руках  папиросу,  прошел  в  кабинет  ассистента.  Там,  на

стеклянном столе, полузадушенная и обмершая от страха лягушка  была  распята

на пробковом штативе, а ее  прозрачные  слюдяные  внутренности  вытянуты  из

окровавленного живота в микроскоп.

     - Очень хорошо! - сказал Персиков и припал глазом к окуляру микроскопа.

     Очевидно, что-то очень интересное можно  было  рассмотреть  в  брыжейке

лягушки, где, как на ладони видные, по  рекам  сосудов  бойко  бежали  живые

кровяные шарики. Персиков забыл о своих амебах и в течение полутора часов по

очереди с Ивановым припадал к стеклу микроскопа.

     Разминая затекшие ноги, Персиков поднялся,  вернулся  в  свой  кабинет,

зевнул, потер пальцами вечно воспаленные веки и, присев на табурет, заглянул

в микроскоп, пальцы он положил на кремальеру и уже собирался  двинуть  винт,

но не двинул. Правым глазом видел Персиков мутноватый белый  диск  и  в  нем

смутных бледных амеб, а посредине диска сидел цветной  завиток,  похожий  на

женский локон. Этот завиток и сам Персиков,  и  сотни  его  учеников  видели

очень много раз, и никто не интересовался им, да  и  незачем  было.  Цветной

пучочек света лишь мешал наблюдению и показывал, что препарат не  в  фокусе.

Поэтому его безжалостно стирали одним поворотом винта, освещая  поле  ровным

белым светом. Длинные пальцы зоолога уже вплотную легли на нарезку  винта  и

вдруг дрогнули и слезли. Причиной этого был правый глаз Персикова, он  вдруг

насторожился, изумился, налился даже тревогой. Не бездарная посредственность

на горе республике сидела у микроскопа. Нет, сидел профессор  Персиков!  Вся

жизнь его, его помыслы сосредоточились в правом глазу.