Изменить размер шрифта - +
..

     - Вы посмотрите, Владимир Ипатьич! - говорил Иванов, в  ужасе  прилипая

глазом к окуляру. - Что делается?! Они растут  на  моих  глазах...  Гляньте,

гляньте...

     - Я их наблюдаю уже третий день, - вдохновенно ответил Персиков.

     Из Германии  после  запроса  через  Комиссариат  просвещения  Персикову

прислали  три  посылки,   содержащие   в   себе   зеркала,   двояковыпуклые,

двояковогнутые  и  даже  какие-то   выпукло-вогнутые   шлифованные   стекла.

Кончилось все это тем, что Иванов соорудил  камеру  и  в  нее  действительно

уловил красный луч. И надо  отдать  справедливость,  уловил  мастерски:  луч

вышел жирный, сантимера 4 в поперечнике, острый, сильный.

     1 июня камеру установили в кабинете Персикова, и он жадно начал опыты с

икрой лягушек, освещенной лучом. Опыты эти дали  потрясающие  результаты.  В

течение 2 суток из икринок вылупились тысячи головастиков. Но этого мало,  в

течение одних суток головастики выросли необычайно в лягушек, и до того злых

и прожорливых, что половина их тут же была перелопана другой половиной. Зато

оставшиеся в живых начали вне всяких сроков метать икру и в 2  дня  уже  без

всякого луча вывели новое поколение и при этом  совершенно  бесчисленное.  В

кабинете ученого  началось  черт  знает  что:  головастики  расползались  из

кабинета по всему институту, в террариях и просто на полу, во всех закоулках

завывали хоры, как на болоте.  Через  неделю  ученый  почувствовал,  что  он

шалеет. Институт наполнился запахом эфира и  цианистого  калия.  Разросшееся

болотное поколение наконец удалось перебить ядами, кабинеты проветрить.

 

 

     Куриная история

 

     В  уездном  заштатном  городке,  бывшем  Троицке,  а  ныне   Стекловске

Костромской губернии  Стекловского  уезда,  на  крылечко  домика  на  бывшей

Соборной, а ныне Персональной улице, вышла повязанная  платочком  женщина  в

сером платье с ситцевыми букетами и зарыдала. Женщина эта рыдала так громко,

что вскорости из домика через улицу  в  окошко  высунулась  бабья  голова  в

пуховом платке и воскликнула:

     - Что ты, Степановна, али еще?

     - Семнадцатая! - разливаясь в рыданиях, ответила бывшая Дроздова.

     - Ахти-х-ти-х, - заскулила и закачала головой баба в платке, - ведь это

что ж такое? Да неужто ж сдохла?

     - Да ты глянь, Матрена, - бормотала попадья, всхлипывая громко и тяжко,

- глянь, что с ей!

     Действительно:  семнадцатая  по  счету  с  утра   брамапутра,   любимая

хохлатка, ходила по двору и ее рвало. "Эр... рр... урл... урл  го-го-го",  -

выделывала хохлатка и закатывала грустные глаза на солнце так, будто  видела

его в последний раз.

 

 

     В июне 1928 года

 

     Москва светилась, огни танцевали, гасли и  вспыхивали.  На  Театральной

площади вертелись белые фонари  автобусов,  зеленые  огни  трамваев.

Быстрый переход